Книга Сквозь три строя - Ривка Рабинович

Что делать, если мы новые жители страны и нам некого приглашать, кроме нескольких родственников и знакомых? У родителей жениха тоже не было широкого круга друзей. Как у всех переживших Холокост, у них не было расширенной семьи. Не было никаких шансов на то, что мы вместе наберем триста приглашенных.

После долгих поисков нашелся зал, где согласны были устроить свадьбу с восьмьюдесятью участниками. Владелец зала удивился малочисленности гостей, и мы объяснили ему наше положение. Он сказал, что заказ на восемьдесят персон – это минимум, на который он согласен. Платить нам придется в любом случае за восемьдесят человек, даже если придут только шестьдесят.

Мать Моше пошла с Адой выбирать подвенечное платье. Было принято брать платье напрокат, на один вечер, но и это стоило немалых денег. Я их сопровождала, но от моего присутствия было мало толку. Мне каждое платье казалось ослепительным, но Ада и ее будущая свекровь браковали их одно за другим. Я думала о своем свадебном наряде – платье бежевого цвета с мелкими цветочками, которое потом можно было надевать по любому случаю.

После длительных поисков они выбрали платье, довольно гладкое, со скромной отделкой. Одной проблемой меньше. Нужны были еще платье для меня и костюм для жениха. Все это было сопряжено с крупными расходами, как для них, так и для нас.

В то время были в моде длинные платья – «макси». Я купила себе длинное платье из яркой цветастой ткани. Позднее я узнала, что мне как матери невесты и одной из устроительниц торжества следовало выбрать более солидный наряд. Это была не единственная ошибка, которую я допустила в тот вечер.

Атмосфера на свадьбе была непринужденной. С нашей стороны присутствовали мама и мой двоюродный брат Арон с женой Галей, прибывший в Израиль на год позже меня, а также несколько знакомых по работе.

Я не знала о принятом на свадьбах обычае, согласно которому молодые вместе с родителями подходят к каждому столику, благодарят гостей и фотографируются с ними. Вместо этого я танцевала с одним из гостей со стороны жениха, который с жаром ухаживал за мной. Лишь после того, как побывала на нескольких израильских свадьбах, я поняла, как должна была себя вести.

Потом начались поиски квартиры для молодых. В то время маленькие квартиры были дешевы, а на дорогие у нас не было средств. Мы нашли скромную двухкомнатную квартиру на четвертом этаже по цене тридцать тысяч долларов. Мы с мамой дали каждая по десять тысяч, а Моше взял в банке ипотечную ссуду в размере недостающих десяти тысяч. Молодые переехали в свою квартиру и начали самостоятельную жизнь.

На работе я получила долгожданный статус постоянного сотрудника и целую кучу бланков для заполнения. Среди них были бланки о вступлении в «фонд усовершенствования» и в кассу долгосрочных сбережений. И то, и другое было связано с удержанием ежемесячных взносов из зарплаты. Никто не объяснил мне, какие преимущества дает вступление в фонд и в кассу: две трети вкладываемых сумм вносит работодатель и только треть – сам работник. Я дрожала над каждой лирой[11]моей маленькой зарплаты, из которой надо было платить за квартиру и все коммунальные услуги, и дополнительные удержания пугали меня. Я спросила, обязана ли я вступать в фонд и кассу. Мне сказали, что это дело добровольное, и я не вступила. Это была ошибка, я потеряла много денег, которые получила бы при выходе на пенсию. Но кто в это время думал о выходе на пенсию! Между прочим, в фонд усовершенствования я вступила несколько лет спустя, когда поняла, что это выгодно.

За подключение к телефонной сети надо было платить крупную сумму и ждать получения телефона месяцами. Я долго не заказывала телефон, думала, что буду обходиться телефонами-автоматами. Да и кому мне было звонить? Разве что маме.

Тяжелое чувство одиночества охватило меня, когда Ада перешла с мужем в свою квартиру. Может быть, стоит попытаться найти спутника жизни? Я еще не стара, мне сорок два года. Мама все время твердила, что я должна выйти замуж и даже родить детей… «Ты не представляешь себе, как легко здесь растить малышей», – говаривала она.

Глава 44. Времена халтуры

1972-й и 1973-й годы были годами максимального притока «алии семидесятников». Железный занавес, правда, не раскрылся настежь, но в нем образовалась достаточно широкая щель, через которую устремились наружу евреи, желающие выехать. Власти полагали, что основные массы евреев, ассимилированные за десятки лет русификации, не захотят покинуть Советский Союз. Если выпустить «пар высокого давления», то есть активную часть, среди советских евреев вновь воцарятся мир и покой.

Предположение оказалось верным: алия семидесятых годов не превратилась в массовый выезд. Сильнее всего был поток олим из прибалтийских республик и из Москвы. В целом алия-70 насчитывала несколько сот тысяч человек.

Но и это количество превратило репатриантов из СССР в значительный фактор в населении Израиля, насчитывавшем в начале 70-х годов около двух миллионов человек. В частном секторе поняли, какой коммерческий потенциал таится в прибытии такого количества людей. Чтобы использовать этот потенциал, нужно было обращаться к этому слою населения – иными словами, нужны были переводы на русский язык.

Я получила несколько заказов на переводы, частным образом, вне рамок работы. Немного дополнительного дохода никогда не помешает, особенно в моем небогатом хозяйстве. С течением времени спрос на переводы рос, и у меня все время была дополнительная работа (принято называть ее халтурой). Халтура сопровождала меня все время, вплоть до выхода на пенсию. Я привыкла к такому образу жизни: приходишь домой, наспех перекусишь и берешься за вторую работу.

У меня не было навыков печатания на машинке, поэтому я нуждалась в машинистке. У нас в редакции были машинистки, каждый журналист-переводчик работал с машинисткой. Я подружилась с одной из них, Любой, тоже нуждавшейся в дополнительном заработке. Она была трудолюбива и печатала быстро, но была одна большая проблема: она жила в Нетании. Когда у нас бывали срочные заказы, я нередко ездила к ней на уик-энды. Мы засиживались до глубокой ночи, и мне приходилось оставаться ночевать, ведь в пятницу вечером нет автобусов для возвращения домой.

Хотя я и не запрашивала высокие цены за свою работу, она приносила мне хороший заработок. Но кто может вычислить цену, которой я расплачивалась за непомерно долгие и напряженные рабочие часы? Я платила здоровьем, недостатком часов сна, отказом от развлечений и встреч с людьми, недостаточным общением с детьми.

Сожалею ли я о том, что превратила себя в «рабочую лошадь» и посвятила все свободное время дополнительным работам? Нет у меня четкого ответа на этот вопрос. Жизнь не предоставляет нам возможность проверки вариантов типа «что было бы, если бы…» Одно могу сказать с полной уверенностью: при одной зарплате, очень близкой к минимуму, у меня не было никаких шансов подняться до приличного уровня жизни. Мы уподобились бы семьям, замкнутым в круге бедности из поколения в поколение, без возможности выбраться.