Книга За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии - Александр Никонов

Советский Союз, который упирался рогом за эти острова, занимал одну шестую часть света. Россия после распада империи занимает меньшую долю суши. При этом две трети нашей страны — вечная мерзлота. Огромную часть суши составляют горные массивы. Но разве нам не хватает места? Кавказ, например, считается перенаселенным. Отсюда, мол, и все проблемы с Кавказом, где слишком много народу. Но плотность населения на Северном Кавказе — 49 человек на квадратный километр, то есть практически такая же, как в Центральночерноземном районе, где 46 человек на «квадрат». Конечно, местами плотность выше — в Северной Осетии, например, она достигает 79 человек на квадратный километр! Много это или мало? Сравним с тихой Европой. В Бельгии, например, средняя плотность населения 342 человека на квадратный километр! И никому не тесно, представляете!

Грех россиянам жаловаться на тесноту. Особенно учитывая, что у нас в стране есть территории, где на сотни километров — ни души. И эти места располагаются как раз там, где находятся спорные островки Курильской гряды, — на востоке страны. В эти места русских загоняли силком сталинские вертухаи, и отсюда теперь, когда путы ослабли, русские бегут. Получается, по факту они им не нужны. А по теории — не отдадим ни пяди!.. Особенно жадничают те, кто сидит в Москве и мест этих в глаза не видывал.

Бесконечность восточных просторов лучше всего видна тем, кто там еще живет. Лет десять тому назад один магаданский психолог издал книгу, которая вообще-то посвящена вопросам психологии шаманизма, но в ней автор мимоходом делится своими ощущениями от окружающих его ледяных просторов. И начинает книгу с того, с чего начал эту главку я, — с просьбы посмотреть на карту:

«Нужно посмотреть на карту. Площадь Магаданской области чуть более половины всей Европейской части России. По данным переписи, на этой площади проживает 182 тысячи человек. Из них более 100 тысяч проживает в самом Магадане, около 40 тысяч в поселках в радиусе двухсот километров от Магадана. Оставшиеся 30–40 тысяч человек проживают в поселках, в основном вдоль единственной трассы. Сами поселки существуют, лишь потому что и пока в районах добывается золото. Сотни тысяч квадратных километров тайги, тундры, плоскогорий и горных хребтов еще ждут своего исследователя.

Здесь нет и не было ни социализма, ни капитализма. Сама политика кажется отсюда полностью бессмысленным занятием, абсолютно не имеющим отношения к реальной жизни. Европейские государства представляются отсюда небольшими клочками истощенной, загрязненной и густозаселенной земли.

Триста лет назад где-то по одной из многих возможных траекторий здесь прошли казаки-землепроходцы. Столетия назад на некоторых из тысяч оленьих пастбищ или лежбищ моржей вспыхивали и гасли схватки коренных народов, далеко в море прошли парусные корабли царских географических экспедиций. В первой половине двадцатого века по маршрутам, аналогичным казачьим, но с востока на запад прошли несколько групп сбежавших заключенных или совсем выдающиеся одиночки. В тридцатых — семидесятых очень редким несистематичным зигзагом прошли геологи…

На протяжении трех-четырех тысяч километров бескрайних гор между Магаданом и Якутском и западнее Якутска еще не ступала нога цивилизованного человека».

И вот, имея, как собака на сене, огромные, никому не нужные территории, мы жалеем для японцев пару крохотных островков, с трудом видных в лупу на большой карте!..

Герой кинокомедии «Иван Васильевич меняет профессию», вор Милославский, попав с управдомом Буншей во времена Ивана Грозного, злобно одергивает притворяющегося царем Буншу, который со страху хотел было отдать шведам «Кемску волость»:

— Ты что же делаешь, царская твоя морда! Так никаких волостей не напасешься!

И этими словами вор тут же завоевывает симпатии зрителя. Советский зритель, который и сам не прочь урвать, что похуже лежит, понимает социально близкого, он тоже не склонен разбазаривать казенные земли! За державу он держится крепко. Какие-то два камня, торчащие из моря, ему дороже, чем соседское добро, которое по случаю и прихватить не грех. Да и самому соседу красного петуха подпустить можно, если чересчур разживется. А вот если государство чересчур разживется, это ничего… Притом сосед ничего плохого тебе не сделал, а государство всю дорогу притесняло, унижало, убивало… И все равно — государство превыше человека!

Вот что по поводу этого феномена пишет историк Ричард Пайпс, который тоже его отметил: «Когда какая-то территория аннексировалась Москвой, была она или нет частью Киевского государства и к какой бы нации или религии ни принадлежало ее коренное население, она немедленно присоединялась к «вотчине» правящего дома, и все последующие монархи относились к ней как к некоему священному неделимому фонду, отдавать который не полагалось ни при каких обстоятельствах. Цепкость, с которой российские правители вне зависимости от их текущей идеологии держались за каждый квадратный сантиметр земли, когда-либо принадлежавший одному из них, коренится в вотчинной психологии. Это территориальное выражение того же принципа, исходя из которого российские правители ни под каким видом не уступали своим подданным ни йоты политической власти».

«Вне зависимости от идеологии…» Самым последним полновластным монархом империи был Сталин, несмотря на нетрадиционную для царей риторику. И самым концентрированным. Он относился к народу как к грязи, и весьма трепетно собирал все, что когда-либо принадлежало трону. Вооруженный совершенно иной идеологией, Сталин тем не менее по каким-то загадочным причинам продолжал ту же имперскую политику, которую до него столетиями вели цари. Он словно оказался во власти имперской волны, которая подхватила его и понесла.

Но самое любопытное, что вотчинная психология проникла и в головы простых людей, которые всегда, в том числе и при Сталине, считали себя больше подданными, чем гражданами. Они принадлежали вотчине. И государство относилось к ним как к имуществу, которое не наделялось свободой воли. Совершенно серьезно СССР требовал выдать сбежавших в свободный мир своих холопов, полагая их «принадлежащими» государству. А не самим себе.

В чем причина этого феномена? В перевернутости всех отношений в стране с ног на голову. Из частной собственности вытекает власть — таков Запад. Такова цивилизация. Из власти вытекает собственность — такова Азия. Такова дичь.

Неразличение властью власти политической (то есть власти над людьми) и власти экономической (над вещами) — это деспотия. То есть обычное русское состояние — в «градациях серого»: деспотии у нас то чуть больше, то чуть меньше. То набирают силы естественные, приносимые теплым Гольфстримом цивилизационные тенденции свободы, ломающие русские льды, то происходит откат на прежние позиции. Систему колбасит, как фыркающий двигатель, который никак не может запуститься. Казалось бы, вот он зачихал, сейчас схватится, затарахтит, начнет работать, как положено. Но нет! Вновь провал, и водитель снова надсадно пилит его стартером. Холодно…

Чтобы существовала цивилизация, необходима святость частной собственности, то есть примат личности над государством, которое есть лишь обслуга для защиты собственности. Чтобы процветали дикость, беззаконие и жизнь «по понятиям», в головах народа должна быть общинная, коллективистская психология. Которая автоматически приводит к самодержавию, к тому, что интересы общества начинает в пределе определять один человек. Или крайне узкая группка людей возле формального трона.