Книга Клоун Шалимар - Салман Рушди

Только работы не стало. Не стало и денег. Знаменитый номановский мед и персики роздали бесплатно всем поровну. Пачхигам, с его плодородными землями и многочисленной скотиной, был в лучшем положении по сравнению с остальными деревнями, но все понимали, что грядут тяжелые времена. Если кризис затянется, голода не миновать.

— Не стоит бить тревогу раньше времени, — заявила Фирдоус Номан. — Мне до того уже надоели мед и персики, что я готова и попоститься.

Ее сыновья Хамид и Махмуд были с ней полностью согласны.

— Еще неизвестно, — жизнерадостно воскликнул Хамид, — доживем ли мы до того момента, когда наступит голод!

А Махмуд добавил:

— Нам крупно повезло, у нас есть выбор — от чего помереть!

Однажды Фирдоус Номан неожиданно проснулась посреди ночи. Рядом храпел муж, а ее рот прикрывала чья-то чужая рука. Когда в оборванце с беретом на голове Фирдоус узнала своего сына, которого не видела уже несколько лет, она позволила себе заплакать и, прижав к губам его руку, которую тот уже собирался отнять, покрыла ее поцелуями.

— Подожди его будить, — шепнула она, показывая глазами на Абдуллу. — Дай матери на тебя насмотреться. Хай-ре, что за гриву ты себе отрастил! Прежде чем предстанешь перед отцом, надо привести тебя в божеский вид, а то ты похож на лесного дикаря.

Она увела его в кухню, усадила на табурет и стала стричь. Анис не сопротивлялся, не сказал, что для него опасно здесь оставаться, не торопил и не просил разбудить отца и братьев. Он сидел, прислонившись к теплому материнскому телу, спиной чувствуя его движения, а крутые завитки его волос падали и падали на пол.

— Ты помнишь время, когда я был самым грустным клоуном в Пачхигаме и люди, честно говоря, радовались, когда я уходил со сцены? — спросил он.

Фирдоус возмущенно фыркнула.

— Ты самый умный из моих детей, — с гордостью произнесла она. — Временами я опасалась, что ты так глубоко уйдешь в себя, что попросту исчезнешь. Но вот он ты, слава Всевышнему!

Когда мужчины проснулись, семья собралась на военный совет.

— Прежде чем принять смерть, Большой Мисри взял на себя труд избавить нас от поганцев Гегру, и потому леповцы озлились на пачхигамцев даже больше, чем на ширмальцев, — озабоченно сказал Анис. — Это худо. Даже без братьев Гегру здесь поблизости около пятидесяти бойцов из ЛЕПа, и они определенно готовятся нанести удар по Пачхигаму.

Фирдоус Номан в недоумении покачала головой:

— Никак не возьму в толк, чем женское лицо может оскорбить религиозное чувство мусульманина? — вопросила она.

— У этих дебилов все завязано — извини, маедж, — на сексе. Они считают научным фактом, что от волос женщины идут токи, которые провоцируют мужчину на сексуальное насилие; они думают, что от трения женских ног друг о друга — даже если они до пят прикрыты — возникает особый сексуальный жар, который через ее взгляд передается мужчине и будит в нем низменные инстинкты.

Фирдоус брезгливо всплеснула руками:

— Ну конечно! Мужчины — животные, но за это почему-то должны расплачиваться мы, женщины, — старая история! Я думала, они изобрели что-нибудь поновее.

— Поэтому я здесь, — сказал Анис, как всегда без тени улыбки. — Мой отряд принял решение защитить и вас, и ширмальцев, если это потребуется. Ничего не бойтесь: у меня сотня крепких парней, да и тут помощники найдутся. А вы будьте наготове. Спрячьте оружие в каждом доме, но не пускайте его в ход сразу. Только когда мы начнем бой — лишь тогда, но не раньше, — можете присоединиться и помочь нам утопить эту падаль в их собственной моче, — извини, маедж, за грубость, я говорю, как солдат.

— Ты, сопляк! — крикнула Фирдоус, ударив кулаком по столу. — Вот увидишь свою мать за работой, тогда поймешь, как надо выбивать душу из врага по-настоящему.

Конный отряд леповцев вошел в Пачхигам через три недели, в середине дня, уверенный, что ему не окажут никакого сопротивления. Отрядом командовал взбесившийся пятнадцатилетний юнец. Всех заставили выйти из домов, и он отдал приказ: поскольку женщины Пачхигама, вопреки законам ислама, бесстыдно ходят с открытыми лицами, пусть они все до одной разденутся догола, чтобы всем было ясно, что они распоследние шлюхи. Сухой ропот прокатился по толпе, и тогда вперед вышла Фирдоус Номан. Она скинула пхиран и стала снимать одежду. Следуя ее примеру, начали раздеваться и другие — женщины, девушки, девочки — все до одной. Наступила полная тишина. Боевики, словно зачарованные, не могли оторвать глаз от женщин, а те, опустив ресницы, медленными движениями снимали одну одежку за другой, сопровождая раздевание чувственными, ритмичными движениями бедер.

— Помоги мне Аллах, — со стоном произнес на арабском один из боевиков, — эти синеглазые дьяволицы сейчас душу из меня вынут.

Пятнадцатилетний маньяк-уголовник направил дуло «Калашникова» на Фирдоус и, грязно осклабившись, проговорил:

— Если сейчас я тебя пристрелю, ни один мусульманин в целом мире не посмеет сказать, что я поступил несправедливо.

В этот момент как раз посредине его лба возникла маленькая красная дырка, и ему снесло затылок. Группа Беби Че славилась не только мастерством минирования, но и снайперским искусством, и своей репутацией дорожила. Бой за Пачхигам длился недолго. Люди Аниса заранее заняли выгодные позиции и были настроены весьма решительно. Боевики-леповцы были окружены превосходящими силами противника и вскоре полегли все до одного. Фирдоус Номан и другие женщины снова оделись. Жена сарпанча подошла к трупу пятнадцатилетнего командира леповцев и тихо проговорила:

— Вот ты и узнал, мальчик, что женщины могут быть опасны. Жаль только, не довелось тебе стать мужчиной и узнать, как сильно они умеют любить.

Расправа с отрядом леповских карателей успокоила далеко не всех в Пачхигаме. Старый учитель танцев Хабиб Джу мирно скончался в собственной постели несколько лет назад, но двое его сыновей и дочь — добрые, тихого нрава молодые люди, унаследовавшие любовь отца к танцам, — продолжали жить в деревне. Вскоре после побоища Абдуллу навестил старший из сыновей, Ахмед, и сказал, что он, его брат Сулейман и сестра Разия решили податься на юг вместе с беженцами-хинду.

— Долго ли Анису удастся нас защищать? — сказал он и озабоченно добавил: — Не думаю, что нам, евреям, стоит дожидаться прихода исламистов.

Дети Хабиба были одаренными танцорами, как и их отец, с ними Абдулла связывал надежды на будущее своей труппы, да только, похоже, у его актеров уже не было никакого будущего. Он не стал уговаривать Ахмеда остаться. На следующий день его ждал еще один удар: девицы Шарга сообщили, что их семейство тоже покидает Пачхигам. Химал и Гонвати были досмерти напуганы слухами о нападениях на хинду и уговорили престарелого отца отравиться вместе с ними в лагеря беженцев.