Книга Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Андрей Воронин

– Этот приказ был невыполнимым, – с огромным удовольствием просветил его Липский. – Связи имеются не только у вас, господин генерал-лейтенант. Вы знаете мою бывшую жену?

– Марта Яновна Свирская, член столичной коллегии адвокатов, – произнес Данилов, и Андрея очень порадовали зазвучавшие в его голосе осторожные, неуверенные нотки. – К сожалению, лично мы с ней не знакомы…

– Да, она разборчива в знакомствах, – не упустил случая уколоть противника хотя бы словом мстительный журналист Липский. – Но генералов в кругу ее общения хватает. В основном это вполне приличные, адекватные люди, не чета вам, и почти каждый чем-нибудь ей обязан – как правило, свободой своего непутевого отпрыска, а это, как вы понимаете, дорогого стоит. Словом, хоть задержание и проводили самые настоящие бойцы спецназа ФСБ, к тому времени, когда вы отдали свой приказ, Елизавета Соколкина уже была за границей – где именно, я намеренно не интересовался, но наверняка в месте куда более уютном, чем внутренняя тюрьма Лубянки.

– Экий вы, право, шустрый, – покачал головой Данилов. – И после этого он еще удивляется, что его хотят убить. Удивляться надо другому – тому, что вы до сих пор живы! Впрочем, плевать. Вам не приходило в голову, что вы оказали этой несчастной женщине медвежью услугу? Ее сын пропал без вести, и она до конца жизни будет мучиться, не зная, что с ним сталось. Будет слать запросы, донимать полицию и редакцию программы «Жди меня», надеяться, плакать…

Женька Соколкин лежал на горячей от солнца палубе, с трудом припоминая, кто он, где находится и что с ним стряслось. Память вернулась быстро, и вместе с ней на Женьку навалилось ощущение чудовищной, невосполнимой утраты. Оно не было для него новым, примерно так же он чувствовал себя, когда умер отец. Но тогда Женька был младше, мама, как могла, оберегала его ранимую детскую психику, а отец умирал тяжело и долго – так долго, что окружающие успели привыкнуть к мысли, что его скоро не станет. Полученный только что удар был внезапным и сокрушительным, и мучительнее всего было понимание, что мама, в сущности, умерла из-за него – из-за его дружбы со Шмяком, из-за этой дурацкой карты, которую нужно было просто выбросить в мусорный бак сразу же, как только попала ему в руки, из-за его желания помочь… Вот так помог!

Голоса Стрельникова, оказавшегося не Стрельниковым, и Андрея Липского доносились до него словно бы откуда-то издалека. Эти двое до сих пор продолжали разговаривать, что-то обсуждать и даже, кажется, о чем-то спорить. Женька их не слушал, слова потеряли значение и смысл – как, впрочем, и все на свете.

Потом он увидел автомат – не весь автомат целиком, а только кончик ствола с мушкой, выглядывающий из-за массивного, со скругленными углами выступа люка, ведущего в машинное отделение. Вот это уже были не слова – это была реальная, полезная в хозяйстве вещь; более того, сейчас это была, пожалуй, единственная вещь на свете, которая действительно могла иметь какое-то значение.

Осторожно повернув голову, Женька посмотрел на мужчин. Липский сидел на палубе, привалившись спиной к станине траловой лебедки и зажимая ладонью сочащуюся кровью рану в правом плече. Данилов стоял над ним, широко расставив ноги и опираясь на свою стреляющую трость, с пистолетом в опущенной руке. Женька видел его со спины, в три четверти; это означало, что генерал его не видит, если только у него нет глаз на затылке. Очень надеясь, что их там действительно нет, Женька приподнялся и бочком, как краб, убрался с открытого места. Очутившись под прикрытием люка, он на четвереньках пополз в обход выступа, повернул за угол и едва не застонал от разочарования: автомат никуда не делся, но вот рожка в нем не было. Ну не было, и все тут!

Впрочем, последняя надежда у него еще оставалась. Женька подобрался к автомату, осторожно выглянул из-за выступа и, убедившись, что его маневр остался незамеченным, тихонько завладел оружием. Медленно, чтобы не клацнул, оттянув затвор, он заглянул в патронник и убедился, что там пусто.

Женька сел на палубу, прислонившись спиной к нагретому солнцем, бугристому от напластований масляной краски железу, и подтянул колени к подбородку, положив рядом бесполезный автомат. Все пропало; оставалось только собраться с духом и, подкравшись к старому козлу со спины, попытаться проломить ему череп прикладом. Из этого вряд ли что-то получится, но попытаться надо – ну хотя бы потому, что живым он отсюда все равно никого не выпустит, а значит, и терять нечего.

Что-то мешало ему в правом кармане джинсов, впиваясь в бедро острым, как птичий клюв, твердым концом. Женька машинально дотронулся до этой штуковины, безотчетно намереваясь поправить ее, чтобы не кололась, и вздрогнул, ощутив под пальцами продолговатую цилиндрическую выпуклость до боли знакомых очертаний.

Это был автоматный патрон – тот самый, который он по неопытности выбросил из ствола, когда угонял траулер. С того момента прошло, казалось, несколько геологических эпох; Женька совершенно забыл о патроне, а он все это время лежал в кармане, дожидаясь своего часа.

Вытянув ногу, он запустил пальцы в узкий карман, выковырял оттуда патрон, вывернув при этом карман наизнанку, снова оттянул затвор и аккуратно вложил свою драгоценную находку туда, где ей было самое место. Аккуратно возвращенный в исходное положение затвор чуть слышно клацнул. Женька не стал проверять, в каком положении находится переключатель режимов стрельбы: с учетом количества боеприпасов это не имело ровным счетом никакого значения.

До сих пор он почти не слышал, о чем говорят Данилов и Липский, отгороженный от них невидимой, но толстой стеной своих переживаний. Но в эту секунду слух внезапно вернулся, словно кто-то вынул у него из ушей затычки, и Женька услышал прозвучавший с наигранным изумлением голос генерала:

– Послушайте-ка, а куда подевался наш юный друг? Ох уж эта молодежь, за ней глаз да глаз! Ау, Евгений! Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват!

– Иди-иди, – одними губами пробормотал Женька, кладя палец на спусковой крючок, – тут тебя давно заждались – двое с носилками, один с лопатой.

И в это мгновение мир содрогнулся от глухого, гулкого, заставившего каждую клеточку тела подпрыгнуть и испуганно сжаться, всесокрушающего удара.

6

Отдав дань уважительного восхищения вторично осиротевшему после смерти Ганина пулемету, Кувалда сунулся в ящик с гранатами.

– Это дело, – сказал он.

– На кой черт они тебе сдались? – с оттенком раздражения спросил Шар, стоя посреди освещенного керосиновой лампой помещения и обводя ярким лучом фонарика темные углы. – Как маленький, честное слово!

– В хозяйстве все пригодится, – заявил Кувалда, кладя по гранате в каждый карман брюк. Гранаты имели непривычный вид – цилиндрические, в поделенной на рельефные прямоугольники стальной рубашке, с витым проволочным кольцом, но без рычага. – Много ты знаешь людей, которые на нашего шефа хвост задирали и до сих пор живы? То-то, что ни одного. С таким противником даже в танке сидеть все равно что с голой ж… на морозе. А ты говоришь, зачем гранаты…