Книга Изумруды пророка - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оглядев комнату и мимоходом заметив переполненные пепельницы и неразобранную постель, он остановил взгляд на самом Морозини.
— Выглядите вы неважно, — отметил он.
— Это имеет для вас хоть какое-то значение?
— Да. А… ваш друг в таком же состоянии?
— Понятия не имею. Сходите и посмотрите сами!
— Я только что от него. Его нет в номере. Я приблизительно догадываюсь, где он может находиться. И с кем, хотя, в общем, большого значения это не имеет.
— Да что вы? Он вас больше не интересует?
— Нет. Впрочем, и вы тоже. Вы позволите мне сесть? Я тоже не спал эту ночь. И вообще-то я не прочь был бы выпить чашечку кофе. Здесь его варят превосходно. Никакого сравнения с тем, что варят в нашей штаб-квартире.
— Про английский кофе всем давно все известно! — сказал Морозини, снимая телефонную трубку, чтобы сделать заказ. — Пожалуйста, садитесь! И скажите мне, чему я обязан честью…
Хардинг внимательно посмотрел на собеседника, словно прикидывал, как могут на того подействовать слова, которые он собирался произнести, потом откашлялся, прочищая горло, и наконец сказал:
— Я пришел вернуть вам свободу. Вы можете отправляться, куда вам будет угодно. Например, можете присоединиться к вашему другу с непроизносимым именем.
Альдо с удивлением смотрел на капитана.
— Что произошло?
— Нечто очень неприятное, но полностью снимающее всякие подозрения как с вас, так и с вашего друга. Сэр Персиваль Кларк ночью застрелился…
— Он покончил с собой? — ошеломленно выдохнул Морозини. — Но почему? Из-за этой женщины?
— Наверное, но дело не только в ней. Перед смертью он написал три письма: одно для нее, поручив мне его ей передать, одно для высшего английского начальстве в Палестине, сэра Герберта Сэмюэля, поручая ему заботу о своем имуществе и своих коллекциях, завещанных Англии, и, наконец, третье письмо — для меня, в нем он объясняет мне всю эту историю с изумрудами и признается в том, что воспользовался вами и вашим другом-археологом…
— Как это могло случиться?
— О, это было совсем нетрудно! Ему становилось известно все, что здесь происходит. Разумеется, он узнал и то, что вы привезли Великому Раввину знаменитую пектораль Первосвященника, и у него появилась надежда на то, что вас попросят найти камни, которые они называют «Свет» и «Совершенство». С тех пор за вами постоянно наблюдали, и, пригласив господина Видаля… как там дальше… на ужин, он послал кого-то следить за вами, когда вы встречались с раввином Гольбергом.
— Это невозможно. В туннеле Езекии никак нельзя кого-то преследовать.
— Но если знаешь, куда он ведет, совсем несложно прийти прямо туда… не замочив ног.
— Лучше бы он присмотрел за моей женой, чтобы избавить ее от мучительного плена.
— Это его не интересовало. Значение для него имел только результат, и за вами следили, за вами шпионили на протяжении всех ваших долгих странствий в поисках изумрудов.
— И, начиная от Стамбула, этим занималась достопочтенная Хилари Доусон? Я это знаю!
— Были, кроме нее, и другие, чьи имена сэр Перси милосердно утаил, но они на самом деле всего-навсего следовали за вами по пятам.
— Кстати, насчет имен: удалось ли вам узнать настоящее имя фальшивой Хилари?
Вид у капитана внезапно стал очень смущенным. Он кашлянул, встал, сделал два или три круга по комнате и наконец, собравшись с силами, признался:
— Нет. И я не знаю, удастся ли когда-нибудь кому-нибудь это узнать. Чтобы уж ничего не скрывать от вас, я даже не смогу передать ей предсмертное письмо сэра Перси. Она… Ее больше нет в Иерусалиме.
Альдо так и подскочил:
— Вы упустили ее? Она сбежала?
— Никоим образом, но результат все равно тот же. Вчера, около полудня, пришел приказ из достаточно высоких сфер, чтобы заставить меня повиноваться: арестованную следовало немедленно переправить в Каир, где она должна была предстать перед судом. Так что мы посадили ее на корабль, отплывавший в Египет.
— Где она, по вашему мнению, никогда не высадится?
— Меня бы это очень удивило. Судно, на котором она должна была плыть, вошло в порт Яффы через час после ее отъезда.
— Что все это означает? Совершенно бредовая история.
— О, все это совсем не сложно понять, — на этот раз нимало не смущаясь, ответил Хардинг. — Оба судна были одного типа и назывались одинаково.
— Невероятно! Как это могло произойти?
— Ну, мало ли! Надо думать, у этой женщины, кто бы она ни была, воровка или еще кто-нибудь, есть высокие покровители. И мы не скоро увидим ее снова!
Альдо почувствовал, что ему, кажется, говорят не все, но в то же время восхитился тем, с какой быстротой исполнялись предсказания Хилари. Разве она, насмешливо прощаясь с ним, не заверила его в том, что надолго в тюрьме не задержится и что они увидятся снова?
— Вы не видите никаких препятствий к тому, чтобы отдать мне письмо, которое написал ей сэр Перси?
— Зачем оно вам?
— Вспомните, что она сказала, когда вы меня уводили! Может быть, когда-нибудь я с ней встречусь. Во всяком случае, раньше, чем вы…
— Почему?
— О, все очень просто! Я — специалист по старинным драгоценностям, причем большей частью — историческим.
— Это я знаю, но… Альдо пожал плечами:
— Она тоже, хотя и на свой лад!
Капитан Хардинг немного подумал, потом вздохнул:
— Почему бы и нет, в конце концов? Я пришлю вам это письмо. И, кстати…
Сунув руку в карман мундира, он вытащил маленький белый сверток, получившийся из сложенного носового платка:
— Возьмите! Я вам их возвращаю! Они ваши, ведь эта чертовка именно у вас их украла…
На белой ткани сверкнули два камня, украшавших Беренику, Саладина, оттоманских султанов, любовниц Влада Дракула и прелестные ушки великой княгини. Сейчас, когда солнечный луч вспыхнул в их таинственных зеленых глубинах, они показались князю-антиквару прекрасными как никогда. И все же Морозини мягко отвел руку, протянувшую ему изумруды:
— Нет. Они принадлежат еврейскому преданию. Отдайте их Великому Раввину Палестины! Они воссоединятся с пекторалью, которую когда-то дополняли…
Хардинг отвел руку с изумрудами, но лишь для того, чтобы положить камни на маленький столик.
— Всего этого я и знать не хочу. Вы — последний известный их владелец, вам я их и возвращаю. Вы можете делать с ними все, что вам заблагорассудится, но на меня не рассчитывайте. Я — английский офицер, и, если вы заставите меня их забрать, я отправлю их прямиком в Британский музей. В надежде, что они до него доберутся! Теперь вы свободны, и я желаю вам удачи.