Книга Право на меч - А. Л. Легат

– все еще лучше холодного и прожорливого леса.

Некоторые не спали. Одной Матери ведомо, почему человек может не спать в такой час. Если, конечно, он не идет предавать своих.

Согбенная фигура, окруженная светом чахлого костра, оказалась Рутом. Странный пьяница, который постоянно вился около чужеземца. Было в нем что-то от воснийца и что-то от эританца: курносый нос, светлая поросль на лице, ровный лоб и большие, вечно улыбчивые глаза. Тихий на вид, он казался добродушным, хоть и ясно, что от большого счастья так много не пьют. Говорили, что он всегда много болтает, но как я ни пыталась его разговорить, все попусту. Должно быть, с женщинами он совсем не ладил.

Рут сидел у входа в лагерь и уверенно протирал нож, будто хорошо видел в таком полумраке. Он не поднимал глаза, и был шанс проскочить незаметно.

«Куда бы ты ни шла, птичка моя, делай вид, что имеешь на это право», – посоветовала Фиалка, лучшая из женщин. Умелая воровка с юга. Так я и поступила: расправила плечи и неторопливо пошла, никуда не сворачивая с колеи.

– Привет, Кари.

Когда Рут поднял глаза и хрипло поздоровался, я вспомнила, что Фиалку повесили полгода назад.

– Привет. – Мой голос прозвучал хорошо, убедительно. Ничего подозрительного. Просто девушка вышла справить нужду подальше от солдатни. Или, скажем, вернулась после встречи с одним из солдат. Ночь – лучшее время для этого, не так ли?

Ноги не торопились – спокойно несли мимо. И нечего тут бояться. Взгляд сам собой упал на лезвие, в котором отражался огонек от костра. По счастью, нож был походный. Таким обычно чистят овощи, подрезают мелкие ветки или отделяют жир от свиной кожи перед обжаркой.

Но почему-то в голову лезли совсем другие мысли. О том, что и тупым ножом можно убить. О том, что полевой суд не прощает за юбку. О том, что выходить так часто, как просит скотина Хайвик, – самоубийство.

И, конечно же, о том, что, возможно, стонать на грязных простынях под грязными свиньями было не так уж и плохо, если сравнить.

XIX. Хорошие люди

У подножия холма

Ветер дул нам в спину, будто подгонял. Конечно, это никак не помогало облегчить вес кольчуги и кирасы. Рядом гремели доспехи еще тридцати человек.

– Это дурная затея, – жаловался бастард, но все-таки шел следом.

Чем больше становились ворота у замка, тем больше мне хотелось согласиться с Эдельбертом. Но сидеть в лагере без дела, пока Долы ждут подкрепления, было затеей куда хуже.

«Бывают времена, когда терпение острее стали», – писал Финиам в пятой главе. И уточнял в шестой, как важно не спутать его с промедлением. Эйв Теннет мог считаться мастером промедления по обе стороны от моря.

У бастарда даже голос дрожал:

– Господин Эйв был не очень уверен, когда отпускал нас…

– Сейчас мы не можем быть уверены ни в чем. – Я медленно поднимался на холм и смотрел в бойницы.

Внутри копошились стрелки. Какая ненадежная вещь – флаг мира. Вместо флага я бы предпочел притащить на холм парочку мантелетов. Правда, в таком случае нас бы принялись обстреливать еще раньше.

– Господин Эйв не отправил бы нас на верную гибель. Не такой он человек, – убеждал я бастарда.

Спокойнее тот выглядеть не стал, но хотя бы заткнулся, и мы в тишине продолжили подниматься на милость врагам. Я не стал говорить, что наш рыцарь прилагает все усилия, чтобы загубить полтысячи человек, включая себя самого. Кому поможет чистая правда?

Подручный Эдельберта нервно вышагивал впереди, размахивая флагом. Почти тысяча шагов на высокий холм. Мы преодолели половину. Осталось еще пять сотен. Если, конечно, нас не нашпигуют стрелами.

Стараясь вдыхать не громче, чем пыхтел бастард после подъема, я осмотрел подступы к замку.

Парнишки Бато, как их называл Рут, гнусно ухмылялись и посвистывали со стены. Вблизи они казались людьми крепкими, бывалыми. Лица строгие, заросшие щетиной. Весь гарнизон в неплохих шлемах, кольчугах. Лучников – две дюжины точно. Готовы убивать.

То, что нас все еще не украсили стрелами, можно было считать хорошим началом.

– Доброго дня, защитники этих земель! – высокопарно начал Эдельберт. – Мы бы хотели поговорить…

– Может, вам еще и ворота отворить? – сплюнул кто-то со стены.

Плевок разбился там, где мгновение назад стоял Эдельберт. По ругани и болтовне на стенах было ясно: во двор нас пустят лишь для того, чтобы освежевать и повесить головы над вратами.

«И о чем тут говорить?»

Кажется, бастард был того же мнения. Он покосился на меня, вытянув губы в тонкую нить. Снять шлем перед врагом – высший знак доверия. Только местные не стали бы сговорчивее, даже если бы мы заявились под стены без портков и оружия.

Нет, переговоры работают не так.

– Кхм. – Бастард прочистил горло и повторил: – Мы пришли говорить. Я, Эдельберт Грэинхоппер, третий командующий…

– Так говорите, кто вам мешает, – крикнул кто-то сверху. А потом послышался смех.

Глаз Эдельберта дернулся, он опустил голову, выругавшись себе под нос. Я задрал подбородок и стал расстегивать ремень у ворота. Пальцы плохо гнулись, будто замерзли, хоть и стояло позднее лето. Повозившись, я снял шлем и громко сказал:

– Мы пришли говорить с Бато.

Наверху загремели доспехи. У одного из зубцов показалась пятерня в грубой кожаной перчатке. Большим нас не удостоили. Зычный голос продолжил издеваться:

– Говорите по делу, и, может, он вас услышит.

У гарнизона выдался очень смешливый день. Эдельберт так скривился, что я перехватил инициативу:

– Хорошо. Предложение простое: покиньте замок или сложите оружие, и я даю слово, что никто не пострадает.

Защитники явно разозлились, хоть и без того ясно, что замок окружен и никто не явится к стенам с капитуляцией.

– Чье слово-то? – фыркнул мой собеседник над землей.

Я не успел ответить. Несколько любопытных рож высунулось из-за зубцов, и кто-то явно меня признал. Собственное имя, прозвучавшее над стеной, могло предвещать что угодно: залп из башни, мирный договор, бестолковую перепалку. Риск, которого я не мог избежать. Никогда не знаешь, чем обернется известность среди врагов.

Из-за укрытия показался шлем с изящными перьями. Начищенный, блестящий, весьма дорогой. Кому еще носить такие доспехи, если не самому Бато?

– …Пожаловал, ну надо же. Сам, – прогремело из шлема. Даже с приподнятым забралом я не видел господина этих земель. – Мальчик с острова. Слуга Сильгиду и его роду. – Бато примолк на пару мгновений и будто сплюнул: – Цепной пес.

Я держал мягкую улыбку на лице, словно ничего не услышал. Благоразумие и никакой роскоши. «Терпение замки берет», – обещал Финиам.