Книга Бойня - Оса Эриксдоттер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Послушайте, Ландон, охранник сказал что-то про “ауди”. Они якобы уже позаботились, как он выразился, о хозяине. Забыл сразу сказать.
Ландон чуть его не ударил. Забыл…
– Fuck you!!! – проревел он и выскочил из номера отеля в Арланде. Захлопнул дверь так, что мигнули лампочки в коридоре.
Всю дорогу до Йиму он не отпускал педаль акселератора. Сто тридцать, сто сорок. Затормозил один раз, резко и посреди полосы – чуть не проскочил заправку. Спасибо реакции дальнобойщика – шедшая за ним фура чуть не превратила “ауди” в лепешку.
Позаботились, сказал Стальберг.
Ландон стоял в оцепенении и смотрел на зеленое кожаное кресло в кабинете Бремминга. На столе ничего нет, кроме…
Журналы. Яркие журнальчики “Калле Анка”. Он поднял голову, поискал глазами: где-то должен быть люк на чердак. Не сразу вспомнил: кабинет, где он находится, – и есть чердак. Когда-то здесь была спальня, рассказал Клас. Жена называла ее “покои дворецкого”. После ее смерти Бремминг оборудовал тут кабинет, а спальню перенес вниз.
Чем ближе к земле, тем я лучше сплю.
Последний раз, когда он ее видел, Хелена сидела за кухонным столом. Заплетенные в толстую косу волосы, пластырь на голове.
Сбежал по лестнице. Может, они прячутся в подвале?
Но он уже там был. Он был везде. Осмотрел весь дом.
Еще раз.
Кухня.
Ландон замер. Не мог заставить себя пошевелиться, даже забыл дышать.
На столе лежит рисунок.
Придя в себя, осторожно поднял лист плотной рисовальной бумаги.
Выкрашенный красной фалунской краской дом с квадратными окнами. В одном сидит огромный кот с длиннющими усами, а в другом… а в другом две головы, обе намного меньше кошачьей.
И внизу неуклюжая надпись ярко-розовым фломастером.
ДОМА.
Через полчаса он уже был на Каварё. На въезде в дом его приемного отца стояла чья-то черная “мазда”, но Ландон даже не остановился.
Невольно задерживал дыхание, и время от времени приходилось делать судорожный, со всхлипом, вдох.
На скорости влетел во двор, резко затормозил, выскочил из машины, кинулся было к дому, но остановился как вкопанный. Гардины задернуты, брусчатка перед крыльцом заросла травой так, что ее почти не видно. Газон не подстрижен.
Неужели… И Хелена, и Молли были в доме Бремминга, Хелена еще не оправилась, и если они позаботились о Класе…
Он медленно двинулся к входной двери. Почти без всякой надежды взялся за дверную ручку – и услышал странный шорох. Из-под крыльца вылез толстенный кот и уставился на него зелеными немигающими глазами.
И в ту же секунду дверь с грохотом распахнулась.
– Бананчик! – Молли летела ему навстречу, он еле успел ее подхватить. – Мама, Бананчик пришел!
Ландон всхлипнул и заплакал.
– Ты что? – испугалась Молли. – Мама, мам, иди скорей!
Все та же белая мужская рубашка. Из-за слез он почти не различал ее лица.
Хелена улыбнулась:
– Долго же ты собирался…
Молли уселась на ковер, скрестив ноги и обнимая все того же плюшевого кенгуру.
– А мы тебя видели по ТВ.
– Меня? Не может быть.
– Не видели, а слышали, – поправила Хелена. – Этот американский журналист… он только о тебе и говорил. Ландон Томсон-Егер, произнесла она значительно, с карикатурным американским акцентом. – He is a real hero.
– Надо позвонить ему и извиниться.
– За что?
– Так… послал его подальше. – Ландон вспомнил брошенное на прощанье ругательство и улыбнулся. – Ладно… забудем. Думаю, не обиделся.
Хелена смотрела на него непонимающе. Молли покрутила пальцем у виска.
– Вы оба ку-ку, – заключила она. – Пойду погуляю с Мастером.
Молли исчезла. Ландон взглянул на Хелену.
– До меня все еще не дошло. Вы здесь… Не понимаю. А Клас?
Она опустила глаза.
– За ним пришли. Клас услышал, как ревет скотовоз, и бросился из дома, дверь успел запереть. Старался увести их подальше… не знаю. Наверняка его схватили на дороге. Но в дом каратели не вошли. Клас рассчитал правильно: они отвлеклись на погоню. А потом… у них списки. Никто же не знал, что мы… что он не один в доме.
На глазах Хелены выступили слезы. Ландон сжал ее руку. Его по-прежнему мучило чувство вины.
– Представляю, как вам было страшно.
– Я даже не успела ничего понять. Мы с Молли на всякий случай спрятались в гардеробе… как дети. Я в те минуты была ничуть не умнее восьмилетки.
– Мне надо было быть рядом, – сказал он виновато.
– Ты был там, где должен был быть. Где должен, а не где надо… И ты все это видел? Опять?
Он молча кивнул.
Наступило молчание. Ландон обвел глазами гостиную. Четыре лоскутных коврика прикрывают потертый дощатый пол. Все так же, как было, – и все по-другому.
– Его взяли… Сверда.
– Я слышал.
– И что с ним будут делать?
– Отвезут в Гаагу. Пусть там допытываются, что он творил и почему.
– А остальные?
– Не знаю… Вроде бы все, кто работал с этими… лагерями, предстанут перед судом. Но ведь не только они… все правительство соглашалось.
– И народ…
Повинуясь внезапному импульсу, он поцеловал ей руку. А может, это был и не импульс. Ему очень не хотелось продолжать этот разговор. Погладил по голове:
– Вот видишь – и повязка уже не нужна.
– Ты сбрил бороду.
– А как рука?
– По-разному. Но ничего, заживает. Хотя… машину вести было трудновато. Кстати, она стоит у тебя во дворе. Не хотела привлекать внимание. Не хотела, чтобы кто-то знал, что мы вернулись.
– А-а… Эта черная “мазда”…
– Пусть пока постоит.
– А чья это машина? Кто тебе ее дал?
– Улица дала.
– Ты хочешь сказать… ты ее угнала?!
Ответа на этот вопрос-обвинение не последовало, если не считать кривоватой улыбки.
Ландон покачал головой – ну и ну…
– Перестань… я же ее верну.
– Само собой, само собой… А можешь и не возвращать.
– Все равно нам скоро уезжать.
Он вздрогнул.
– Куда это вы собрались?
– К Мирье. Папина сестра, она живет на Аланде[56]. Я смотрела все по ТВ и решила, что мне будет спокойнее на настоящем острове.
