Книга Театр тьмы - Татьяна Ван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не знаю, – слова давались подруге с большим трудом. – Их нигде нет.
– В каком это смысле? – Я подумала, что ослышалась.
– Они исчезли, – Джейн подняла на меня обеспокоенный взгляд. – После пожара они словно провалились сквозь землю в самый ад.
После долгих уговоров Джейн рассказала, что произошло в тот роковой вечер. Она говорила тихо, медленно. Словом, так, как не говорила никогда. Весь задор и отвага покинули Джейн, словно никогда ей и не принадлежали.
– Я приехала в «GRIM», как и обещала, в половине седьмого. На входе стоял незнакомый белокурый мальчишка. Я представилась твоей напарницей-журналисткой. Сказала, что всего лишь задержалась, с кем не бывает. Но он не пустил меня. Даже когда я начала возмущаться и требовать разрешения пройти в театр, он выпроводил меня за дверь, как недостойную женщину. Со мной еще никогда так не поступали. Даже на работе я не сталкивалась с таким отношением. И ведь этот мальчишка был таким худым и щуплым! Но он взял и выставил меня за дверь, словно был по меньшей мере титаном.
– У него была татуировка на шее?
– Да. Две чудовищные маски.
– Понятно, почему со мной он был галантен, а с тобой нет. Как глупо…
– Что?
– Чарльз Бейл отблагодарил его. Наградил силой.
– Чарльз… кто?
– Сначала расскажи мне, что случилось с тобой, а уже потом я расскажу, что произошло со мной.
Джейн глубоко вздохнула, прижала ладонь ко рту. В ее глазах плескался ужас, а руки покрыли мурашки. Даже я их видела своим помутневшим взглядом. Подруга все поняла.
Она молчала не меньше пяти минут. И только после этого приступила к рассказу о событиях страшного вечера.
– После того как меня выставили из театра, я зашла в кафе напротив и заказала капучино, чтобы успокоить нервы. Потом написала тебе сообщение. Ты его не читала. Тогда я устроилась у окна кофейни и стала наблюдать за театром. Я думала так: «Случится плохое – увижу». И в семь часов в одном из окон здания заметила дым. Никакого огня еще не было, но я уже поняла, что случилось страшное. Потом из чердака гурьбой вылетели вороны. Они каркали так, словно я сидела на кладбище… их было слышно даже через стеклянные окна кафе.
– И ты вызвала пожарных?
– Да, – Джейн устало кивнула, – и сразу выбежала из кафе к театру, из которого уже выходили ничего не понимающие зрители. Их выпроваживали два актера – вежливо кланялись и, наверное, просили прощения за причиненные неудобства. В это время штора в окне уже вовсю полыхала, и не заметить это мог только слепой.
– Ты не помнишь, кто из актеров выходил на улицу?
– Среди них был рыжий и один из близнецов. Потом вышел Орсон Блек, Барон. Я его хорошо запомнила по твоим рассказам. Он вел себя странно: выбежал на улицу, выводил людей, потом снова забежал в помещение. Мужчина напоминал куклу на веревочках. Вроде хотел помогать людям, а вроде его тянуло назад, в театр. Он был в замешательстве. Сначала рыжий не замечал его, но потом, когда они столкнулись, он закричал, что «сейчас самое время». Только после этого Барон скрылся в театре и больше не выходил. Не выходил до того момента, пока не вынес тебя.
– Теперь моя очередь рассказывать.
Я говорила дольше, чем Джейн, хотя быстрее. Иногда казалось, что все случившееся в кабинете художественного руководителя театра «GRIM» – всего лишь плод моей больной фантазии. Но, когда я закончила рассказ, в памяти всплыла деталь, которая могла все прояснить.
– Джейн, моя сумка у тебя?
– Да, – ответила подруга, глядя на меня, как на привидение. За всю мою «исповедь» она не проронила ни слова.
– Телефон?
– Он был внутри сумки.
– Я записала разговор с Чарльзом на диктофон.
– Твой телефон тут, я положила его в тумбочку у кровати.
Боль пронзила мое плечо, когда я потянулась к мебели.
– Давай лучше я, – сказала Джейн. Она поднялась со стула и подошла к тумбочке. Выдвинув ящик, достала телефон и протянула мне в руки.
– Этой записи нет, – в ужасе просипела я. – Только две короткие. Их записали в 19.15 и в 19.19.
– В это время пожарной машины еще не было, но тебя уже вынесли из здания, – задумчиво произнесла Джейн. – Включай, что там. «Скорая» приехала где-то в 19.25, а сумка… ее мне кто-то дал в руки. Знаешь, так внезапно, что я даже не поблагодарила. Вокруг гудели люди, сигналили машины… я не помню, кто отдал мне сумку. Наверное, Том?
– Включаю, – сказала я и нажала на воспроизведение записи.
Первое, что мы услышали, – сильный кашель. Следом Том хриплым голосом произнес:
«Привет, Сара. Я хотел бы попросить у тебя прощения за то, что ты сегодня увидела в театре. Я не хотел показывать тебе такой «GRIM». До последнего надеялся, что ты не встретишься с Чарльзом и не узнаешь его историю… И прости, но я удалил запись вашего разговора. Знаю – ты бы не опубликовала его. Все, что рассказал Чарльз, выходит за рамки здравого смысла, и ты это прекрасно понимаешь. Но все же… сказанное им нужно было стереть. Вместо этого я запишу тебе другое аудио, из которого ты сможешь написать новость… сенсационную новость. Ну, а пока… прости. Если ты думаешь, что я врал тебе, ты не ошибаешься. Поначалу, по приказу Чарльза, я вел себя с тобой как охотник с добычей, но потом… Сара, ты удивительный человек. Я буду благодарен тебе до конца дней за то, что ты показала истинную суть вещей – не все журналисты гадкие. Нельзя всех сваливать под одну гребенку. Жизнь научила меня ненавидеть людей твоей профессии. Пресса жутко оклеветала отношения матери и моего первого наставника – ее партнера по сцене – и наживалась на лжи долгие месяцы и даже годы. Чарльзу даже не пришлось «менять» меня под свои стандарты. Я с самого начала умел ненавидеть, как и остальные актеры нашего театра. Но ты другая, Сара. Я понял это в тот день, когда мы встретились в кофейне. Тогда я увидел в тебе силу, характер и то, что испытываю сам к своей профессии – пылкую, но чистую страсть.
Говорят, актеры забывают себя настоящих и полностью отдаются ролям. Мне хотелось бы сказать, что это не так, но я не хочу врать тебе в очередной раз. Знай – я сожалею, что ты почти не знакома с моей истинной сущностью (хотя, думаю, иногда я становился собой, не всегда играл перед тобою). Но сейчас уже ничего не поделаешь. Спасибо и прощай».
Первая запись закончилась и автоматически включилась следующая. Все тот же голос произнес:
«Меня зовут Том Харт, я ведущий актер театра «GRIM». Много лет вокруг нашей труппы ходили слухи, что мы – воры и мошенники. Общество никак иначе не могло объяснить наше существование, поэтому ему было проще списать все на воровство. Что ж, это правда – инвесторов у театра нет и никогда не было.
Актеры «GRIM» – воры. Мы – я говорю за первую труппу – открыли театр на деньги, которые получили от одного из грабителей почтового поезда. Напомню: ограбление датировано 8 августом 1963 года. Имя грабителя я назвать не могу, но в одном признаюсь от лица всех, кто служил в «GRIM». Мы жили на королевские деньги. С первого и до последнего дня. Некоторые из них превратили в активы, положили под проценты в банк. Пятьдесят шесть лет нас кормила сама Королева Великобритании, даже не подозревая об этом. Напомню: это официальное заявление одного из ведущих актеров театра «GRIM». Спасибо».