Книга Рузвельт - Дилан Лост

Вся моя жизнь в этой комнатушке, где были не только слезы.

Здесь Хайд врубал хиты Шакиры и исполнял дикие танцы, виляя бедрами во все стороны. Чарли каждую осень чинил мои окна, чтобы я не мерзла по ночам. Кара после пижамных вечеринок спала рядом со мной, разложившись звездой, и вечно отбирала у меня одеяло.

Здесь мы были вдвоем с Артуром.

В самый первый день, когда я встретила его.

И в тот раз, когда он ночевал у нас после знакомства с Николь.

Когда у меня горели губы от его поцелуев. Я всягорела. И унеслась в другое измерение, где рай казался вполне досягаемым.

Отчаявшись, я решила выбраться из кровати и пройти к комоду. К Ящику Пандоры, где лежали «забытые» часы Артура. Кто бы мог подумать, что с помощью них он решит проверить мою благонадежность?

Смотря на эти ролексы и черный пиджак, в который Артур укутал меня от ветра после злополучного выпускного вечера, я невольно вспоминала и другие дни.

Когда его запах не был фантомом забытого пиджака, и мир был еще совсем маленьким и принадлежал только нам двоим.

Мы просто лежали на кровати, Артур опирался на согнутые руки, чтобы сильно не давить на меня своим телом, но я двинула ему по локтям, отчего они разъехались в стороны, и парень от неожиданности упал на меня, придавливая к кровати.

— Я же раздавлю тебя, — смеялся он.

— Ну и что. Это будет лучшая смерть.

Я прижимала его к себе. Ногами, руками. Всеми подручными средствами. Всеми существующими и несуществующими конечностями. Лишь бы только он был ближе.

Не знаю, догадался ли тогда он о моих психопатских наклонностях, но тем не менее прижался ещё плотнее и обернул вокруг меня руки, лицом уткнувшись в изгиб шеи.

Я не дышала. Да мне было и не нужно. Вена на лбу, наверно, вздулась как канат. Ну и пусть.

Мне хотелось больше. Я обернула ноги вокруг его талии и крепко обняла.

Тогда я была готова к смерти.

Вот так. Сиамские близнецы, сшитые плашмя. Нефункциональная человеческая многоножка. Чудовище с кучей торчащих конечностей.

Прижимая Артура все ближе, я вдыхала запах его чистых рубашек и кондиционера для волос. Мой самый любимый запах на свете.

Я подумала, что если где-то и должна циркулировать бесконечность, то, наверно, именно тут. Здесь и сейчас, пусть она застрянет в этом моменте, где я абсолютно счастлива.

Хорошо, что никто тогда не сказал мне. Что в конце моей бесконечности будет обрыв.

Глава 25

Вспомнив посреди ночи про гору посуды, накопившейся в раковине, я решила помыть ее прежде, чем она заплесневеет.

Однако вместо кучи грязных тарелок и кастрюль на кухне я обнаружила Джека. Он сидел на табуретке, сложив ногу на ногу, и курил, сбрасывая ошметки пепла в пустую банку из-под кофе.

Я остановилась в нескольких футах от него. Нас разделял обеденный стол, холодильник и непроницаемая маска, застывшая на его лице.

Мы не виделись несколько дней. И не разговаривали друг с другом уже больше недели.

Не сказав ни слова, он пододвинул мне толстый запечатанный конверт с прикрепленной к нему запиской на светло-розовой бумаге.

«Дорогая Теодора Картер,

Ты выполнила свою часть сделки, поэтому я делаю то же самое.

Если у тебя возникнут вопросы по документам, номер телефона моего адвоката на обратной стороне записки.

Будь счастлива!

С Уважением, М.К. Роджерс»

Внутри пузатого конверта находились прошитые бумаги, содержание которых включало в себя миллиард неизвестных мне слов. Единственным, что я разобрала, были судебные постановления о том, что процедура банкротства по Джеку прекращена, и самое главное — внутри были права собственности на наш дом.

Роджерс, может быть, никудышный отец, да и вообще в целом плохой человек, но бизнесмен и партнер из него получился довольно ответственный. К выполнению обязательств он подходил максимально серьезно.

Ну вот и все. Больше никакого банкротства. Как и мыслей о том, что нам придется жить на улице.

Больше никакого Артура.

Со злости порвав записку на части, я кинула ошметки в центр стола.

— Ты ужинал? — спросила я до сих пор молчавшего Джека.

Он отрицательно помотал головой.

— Хочешь что-нибудь поесть?

Снова помотал головой.

— Хочешь рассказать, как прошел твой день?

На этот раз я не удостоилась даже движения головой. Джек обернулся к раковине и включил кран, чтобы потушить тлевший окурок. Затем, встав со своего места, он молча отряхнул джинсы с дыркой на колене, засунул пачку сигарет в задний карман и двинулся к выходу.

Так и не сказав ни слова.

Резким движением раскрыв верхний кухонный ящик, я схватила первую попавшуюся тарелку, замахнулась и бросила ее на пол так, что ошметки разлетелись по всей комнате.

Только неожиданный громкий звук заставил его остановиться. Джек замер в паре шагов от двери, все еще стоя ко мне спиной.

Я уже потянулась к следующей тарелке.

Вечно забываю, что Джек не понимает слов. Он говорит на языке слез, криков, свиста пуль и битой посуды. Ему проще ориентироваться в хаосе и искать ответы на всех кругах ада — другой жизни он просто не знает. Чтобы хоть как-то достучаться до его мира, заставить его послушать хоть немного, нужно было сначала что-то разрушить.

Тарелки и блюдца разбивались об пол одна за другой, а Джек безмолвно наблюдал, как я казню этих невинных керамических жертв.

В моей руке оказалась старая покоцанная кружка с изображением зебры Марти из «Мадагаскара».

— Ну давай, бросай, — подбодрил меня Джек, заметив, что я вдруг застопорилась.

Рука, крепко сжимающая чашку, угрожающе зависла у меня над головой. С непроницаемыми выражениями лица мы с Джеком застыли друг напротив друга.

— Это любимая кружка Джулиана, — тихо сказала я.

Он пил из нее с самого детства.

— Он назвал тебя идиоткой, а меня — жалким бесчувственным алкоголиком.

— Ты слышал?

— В этом доме всегда была хреновая звукоизоляция. Все те песенки, которые ты напеваешь в душе, мы тоже прекрасно слышим.

— Ты не можешь винить Джулиана. Ему больно! — возразила я. — И страшно.

Джек только кивнул.

— Раз уж ты на него ни капельки не злишься, то к чему вся эта клоунада? Что ты делаешь, Тэдди?

— Привлекаю внимание.

— Зачем? Что тебе нужно?