Книга Рузвельт - Дилан Лост
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Джулиан смог.
Эта работа была прекрасной, и я против воли начала шмыгать носом.
Я ведь даже не знала, что Джулиан такой талантливый. Что он умеет так красиво рисовать и создавать нечто настолько потрясающее.
— Ладно, в этот раз ты меня уделал, — призналась я, утирая нос рукавом своей цветастой водолазки. — Но в следующем году мы еще посмотрим, кто кого…
Одумавшись, я замолчала.
Секунды тянулись вечность, и каждая из них обрушалась на меня огромными булыжниками. Лучше бы они прикончили меня на месте, чем так жестоко истязали, прибивая к земле.
О каком следующем году я говорю? У Чарли может не быть даже следующего месяца. Следующей недели.
Было страшно смотреть на отца. Я знала, что он держался из последних сил, чтобы не заплакать. Как и мы все.
— Спасибо, сынок, — всхлипнув, сказал папа.
Раннее спокойный и отстраненный Джулиан тоже начал вздрагивать от сдерживаемых слез.
— Я люблю тебя, — прошептал Чарли. — Ты же знаешь.
— Да, — брат громко сглотнул. — Я…знаю. И я…тебя.
Договорить он не смог. От бессилия он упал рядом с холстом и прислонился затылком к стене. Его тело содрогалось от рыданий, он беспорядочно ударял кулаком по полу, а Чарли просто сидел тихо, скрыв лицо в ладонях.
Я и сама хотела скулить от отчаяния, но сдерживалась, понимая, что все роли жертв уже разобраны. Кому-то нужно было оставаться сильным.
Подобравшись к брату, я осторожно положила руку ему на плечо, но он резко отполз от меня.
— Нет! — прокричал он в слезах. — Не трогай меня! Не трогай!
Быстро поднявшись на ноги, он умчался по лестнице на второй этаж, оставив меня одну. Застрявшую между Чарли, уперевшим пустой взгляд на пыльный кухонный пол, и ещё одним Чарли, улыбающимся мне с картины Джулиана.
Мое сердце так болело, словно кто-то жарил его на медленном огне до состояния резиновой подошвы.
Краем глаза я заметила, что папа начал подниматься со своего места.
— Нет! — тут же остановила я его. — Я схожу к нему сама. Я все улажу, пап.
Брата не было ни в его комнате, ни в родительской. В итоге он обнаружился запершимся в общей ванной.
— Джулиан, — я постучалась к нему в дверь. — Вернись на кухню.
— Нет, — ответил он, хлюпая носом.
— Ну тогда хотя бы… открой дверь? — упрашивала я.
По ту сторону двери щелкнула задвижка, и мне на секунду стало чуточку легче.
Джулиан сидел на крышке унитаза, уперев руки в колени, а я устроилась на маленьком кучерявом коврике рядом с ним.
— Я больше не могу.
— Что?
— Не могу продолжать это мерзкое притворство, — с трудом проговорил он. — Словно все хорошо, и ничего не происходит. Почему мы и дальше делаем вид? Что солнце светит, птички поют, и папа не умирает?
— Пожалуйста, Джулиан, — я покачала головой. — Не надо все усложнять.
— Это не я все усложняю.
— А кто же тогда?
— Где Джек? — вскинулся он.
— Я не знаю.
— Он вечно где-то пропадает, а мы не знаем. Я думал…я думал, что он хотя бы сегодняникуда не исчезнет. Не бросит нас вот так, понимаешь? Не в день рождения.
— Ты ведь знаешь Джека…
— Нет, не знаю! Почти всю жизнь живу с ним под одной крышей и ничерта не знаю о нем! Так же, как и ты! Ему вообще есть до нас дело?
— Есть.
— Что-то по нему не заметно.
— Конечно, незаметно. Помнишь, как он в прошлом году наступил на гвоздь и даже виду не подал?
— Какого черта ты его защищаешь?! Он разве не сказал тебе, куда мы двинемся после того, как у нас отберут дом?
— Нет.
— В Канаду! В другую страну на другом, мать его, материке, Тэдди!
— Канада не на другом материке, — зачем-то поправила я.
— И с каких это пор ты такая умная? — вызверился Джулиан. — Какая нахрен разница? У него нет никакого плана, вообще ничего нет! Он может спокойно бросить нас или сдать в интернет. Так что с этим придурком я никуда не поеду.
— А куда ты денешься?
— Я пойду своим путём, — решил он. — Вы, если хотите, гребите в свою дурацкую Канаду, а я останусь здесь, в Детройте.
— Не говори глупостей, Джулиан. Ты что, хочешь уйти из семьи?
— Семья? — горько усмехнулся он. — Единственного родного мне здесь человека скоро не будет в живых. А этого жалкого бесчувственного алкоголика я своей семьей считать отказываюсь.
— А я? — в меня медленно противными острыми иглами впивались его слова. — А как же я?
В глазах брата полыхал огонь.
— А мне найдётся место в твоей новой шоколадной жизни? Вы с мажором купите яхту на деньги его дряного папаши и будете рассекать на ней, попивая коктейльчики. Признай, ты не вспомнишь обо мне, даже когда я буду подыхать здесь в ближайшей подворотне. Мне не нужна такая семья, понятно?
— Это неправда! Ты сошёл с ума! Что за чушь ты мелишь?
— Если ты веришь Джеку и думаешь, что все будет хорошо, то ты просто идиотка, Тэдди. Тут уж ничего не поделаешь.
— Достаточно, — в дверях ванны неожиданно появился Чарли. — Мы не разговариваем так с членами семьи.
— Знаю, но…
— Мы семья, Джулиан. Я думал, что давно дал тебе понять. Ни этот дом, ни грузовик, ни счет на миллион долларов в банке никогда не будет дороже семьи. Тэдди — твоя сестра. Всегда помни об этом.
Пристыженный брат опустил голову в пол, где я нервно теребила уголок квадратного коврика.
— А Джек? — тихо спросил Джулиан. — Он мне кто?
Чарли тяжко вздохнул. Придерживаясь за косяк двери, он прошел к нам и опустился на краешек ванны.
— Ты не дашь нам минутку, детка? — обратился он ко мне.
— Конечно, — я поспешно встала и вышла в коридор.
Отец слабо кивнул мне напоследок, и я прикрыла за собой дверь. Соблазн остаться и подслушать из разговор был велик. Но Чарли никогда ничего не делал просто так. Значит, для моих ушей эти слова не предназначались.
Я ушла в свою комнату. Слезы душили меня, словно затянутая на горле леска. Наплакавшись вдоволь, я быстро уснула, уткнувшись лицом в последнюю сухую подушку.
Хотя навряд ли это можно назвать сном. Я несколько раз подряд просыпалась от кошмаров. Не помогал ни включенный свет, ни музыка в наушниках.
Я все думала. О том, что скоро может не быть этой комнаты, кровати и цветных подушек разных форм и размеров. Не будет старого креслица, стенда с фотографиями Парижа и красивых слов на французском. Но жалко мне было вовсе не предметы, а то, сколько воспоминаний с ними связано.