Книга Что я сделала ради любви - Сьюзен Элизабет Филлипс

— Ты не расслышал? — Она поскорее нацепила невинную улыбку Скутер. — Ты работаешь. Я на пляже. Пара прогулок на публике. Никто ничего не заподозрит.

— Тебе нужно быть в доме. В моем доме. Ия что-то не слышал объяснений по поводу твоего побега.

— Видишь ли, мне давно пора начать новую жизнь. И Малибу — самое лучшее место для того, чтобы сделать первые шаги.

Тень от африканского тюльпанного дерева упала на его лицо, когда он шагнул ближе.

— По-моему, твоя нынешняя жизнь совсем не так плоха.

Даже с разбитым сердцем Джорджи сумела сыграть слегка раздраженную женщину:

— Я думала, ты поймешь. Вы, мужчины, все одинаковы. — Она прижала к груди полотенце. — Пойду приму душ, пока ты остываешь.

Она уже хотела войти в дом, когда услышала его голос:

— Я видел твою кинопробу.

Джорджи резко повернулась. Брэм молча наблюдал, как на ее лице недоумение сменяется растерянным пониманием. Ему хотелось прижать ее к себе, хорошенько встряхнуть, заставить сказать правду.

Пальцы, державшие полотенце, ослабли.

— Ты говоришь о пленке, которую сняла для меня Чаз?

— Это было гениально. Ты была гениальна, — медленно выговорил он.

Огромные зеленые глаза вопросительно смотрели на него.

— Ты проникла в суть роли, как и обещала. Люди недооценивают меня как актера. Мне в голову не приходило, что я делаю то же самое по отношению к тебе. Так бывает.

— Я знаю.

Ее простой ответ обескуражил его. Он ничего не знал, а когда увидел запись, почувствовал себя так, словно получил удар в солнечное сплетение.

Вчера ночью он сидел в темной спальне и смотрел пленку. Когда он нажал на кнопку, на экране появилась голая стена офиса Джорджи и раздался негодующий голос Чаз:

— У меня полно дел. И нет времени для всякого дерьма.

В кадр вошла Джорджи. Волосы разделены на прямой пробор и откинуты назад. Почти никакого макияжа: немного тонального крема, совсем нет туши, глаза чуть-чуть подведены карандашом… и шокирующе алый рот, какого никак не могло быть у Элен. Скромный черный жакет, белая водолазка и несколько ниток причудливо перепутанных черных бус.

— Мне некогда, — ныла Чаз. — Нужно готовить ужин.

Джорджи ответила ледяным, повелительным взглядом. Куда девалась ее обычная дружелюбно-щенячья манера?

— Делай, как тебе велено.

Чаз пробормотала что-то неразборчивое и осталась на месте. Грудь Джорджи едва приподнимала ткань жакета. И тут улыбка, гребаная улыбка пестика для колки льда, искривила ее губы, и алый рот оказался удивительно к месту.

— Думаешь, что способен смутить меня, Дэнни? Но я никогда не смущаюсь. Смущение — удел неудачников. А неудачник — это ты. Не я. Ты ноль. Ничто. Мы все знали это, даже когда ты был ребенком.

Голос был тихим, убийственно спокойным и очень сдержанным. В отличие от других пробовавшихся на роль актрис она не вкладывала в речь никаких эмоций. Ни прикушенных губ, ни заломленных рук. Все очень скупо.

— В этом городе у тебя не осталось ни одного друга. Но ты по-прежнему воображаешь, что обставил меня…

Слова так и лились из алого рта, холодная ярость скрывалась за красной как кровь улыбкой, обличавшей эгоизм, коварство, ум и полную убежденность в том, что она заслужила все, что может схватить, сграбастать и сцапать.

Брэм зачарованно смотрел на экран, пока эта улыбка не замерзла черным льдом у нее на губах.

— Помнишь, как издевался надо мной тогда, в школе? Как громко смеялся? Ну? Кто смеется последним, жалкий шут? Кто смеется теперь?!

Камера продолжала снимать, однако Джорджи не двигалась. Просто ждала. В ее фигуре чувствовалось спокойствие, неуловимая гордость и стальная решимость.

Камера дернулась, и Брэм услышал голос Чаз:

— Иисусе милостивый! Джорджи, это было…

Экран погас.

Теперь Брэм смотрел на Джорджи, стоявшую здесь, в белоснежном патио: волосы стянуты в неряшливый узел, на лице ни грамма макияжа, полотенце волочится по полу… и на секунду вдруг показалось, что он встретился с расчетливым взглядом Элен. Упрямым. Циничным. Проницательным. Ничего, сейчас он все исправит.

— Сегодня утром я разбудил Хэнка и заставил просмотреть запись еще до того, как он выпил кофе.

— Неужели?

— Его словно обухом по голове ударили. В точности как меня. Ни одна актриса из тех, что мы просмотрели, не сыграла так, как ты. Эта сложность, эта скрытая насмешка…

— Я комедийная актриса. Юмор — моя вторая натура.

— От твоей игры просто мороз по коже.

— Спасибо.

Ее странная сдержанность лишала Брэма равновесия. Он ожидал, что Джорджи обрадуется и скажет, что именно этого ожидала, но она молчала. Он попытался еще раз:

— Ты отправила Скутер Браун в небытие.

— Как и намеревалась.

Джорджи, похоже, не сознавала, к чему он клонит, поэтому Брэм решил расставить все точки над i:

— Роль твоя.

Вместо того чтобы броситься в его объятия, она отвернулась.

— Мне нужно принять душ. Устраивайся, а я пока оденусь.

Глава 25

Джорджи закрылась в ванной и подставила лицо под струи теплой воды, омывавшей тело. Она доказала, на что способна. Но это ничего не значило. Потому что она и раньше знала, что может сыграть эту роль. И отныне не нуждалась ни в чьем одобрении, кроме собственного. Ну и как теперь насчет самостоятельности?

Выйдя из кабинки, Джорджи натянула белые шорты и голубую блузу, которые надевала утром, и провела расческой по мокрым волосам. Пора было идти к Брэму и как-то объясниться, но она не могла заставить себя сделать это. Ей требовалась помощь самой преданной спутницы.

В прохладной гостиной с выбеленными стенами и изразцовым полом стояли коричневые плетеные стулья с голубыми подушками. Каждое утро она раздвигала стеклянную перегородку, ведущую в патио. Правда, при этом в дом забегали гекконы, но Джорджи не возражала. Как-то она прочла, что некоторые особи размножаются партеногенезом, без участия самцов. Вот если бы и ей так!

Брэм разыскал в холодильнике графин с охлажденным чаем и сел, положив ноги на журнальный столик, со стаканом в руке. Он услышал шаги, но даже не поднял глаз.

— Похоже, ты вовсе не рада результатам кастинга. А я думал…

— Очевидно, мне всего лишь хотелось доказать себе самой, что я могу играть не только комедийные роли, — прощебетала Скутер, самая лучшая подруга Джорджи. — Кто ожидал от меня такого?

— Это тот счастливый шанс, которого ты ждала.