Книга Пушка Ньютона - Грегори Киз

– Со мной все происходило примерно так же. Я родилась в стране, где женщине позволено быть только женой и матерью. А я мечтала о большем. Я хотела увидеть мир. Хотела учиться. Но это было невозможно.

– Невозможно? Но ведь ты здесь, в Лондоне!

– Да я здесь, – задумчиво произнесла Василиса. – Но чтобы оказаться здесь и начать новую жизнь, мне пришлось вначале умереть.

– Умереть? Как это?

– Не важно, в другой раз расскажу. Чтобы приехать сюда мне тоже пришлось со многими расстаться и многое оставить. Я рвалась туда, где ценят человека, туда, где мне предназначено быть. Мы с тобой не похожи на обычных людей, равно как и Ньютон, и Маклорен. – Она засмеялась. – Нет, я не хочу сказать, что мы такие же гениальные, как и они…

– Не объясняй, я понял. В Бостоне я бы никогда не нашел то, что мне нужно.

– А здесь? В Лондоне?

– Я нашел. Но только… – Он замолчал.

– Что только?

– Я не позволяю себе думать о моей семье. Будто корабль, что вез меня из Америки, пересек не океан, а реку забвения. Я заставил себя забыть свою прошлую жизнь и не изменю своего решения. На борту корабля я стоял и смотрел на бесконечную гладь океана, а глаза мои были устремлены только на… восток. Я выпросил у капитана разрешение изучать карты. Благодаря картам я объехал весь мир, добрался до Индии и Поднебесной империи.[31]Но к карте Америки я даже не прикасался… – Вдруг Бен потряс головой, будто она у него закружилась, а он пытается стряхнуть головокружение.

– Что случилось? – забеспокоилась Василиса. – Тебе нехорошо?

Он выпустил ее руку, бросился к свободной скамейке и плюхнулся, как куль, выпавший их ослабевших рук портового грузчика. Он поднял глаза и посмотрел на небо. Совершенно неожиданно показалось, что оно стало низким-низким, и нависало угрожающе, как дамоклов меч.

– Те две цифры… – глухо произнес Бен. – Я знаю, что они значат.

– Что?

– Это Лондон. По новой системе – это координаты Лондона, широта и долгота.

Бен огляделся вокруг, ему казалось, что он погружен в какой-то странный сон. Мимо прошествовал важный господин, шпага покачивалась сзади него, как выросший хвост. На ступеньках, у самой кромки воды маленький мальчик в синем камзольчике и треуголке пытался выстрелить из пушки своей игрушечной лодочки.

– Что ты говоришь? Значит, комета упадет на Лондон?

– Это не я говорю, это Ньютон нам… О господи, так вот почему он вспомнил Содом и Гоморру.

– Этого не может быть!

– Этого не может быть. Это просто цифры. Просто уравнение. Философский бред. – Бен закрыл глаза, он попытался заставить себя соображать трезво, найти иной ответ, иное разумное объяснение.

Когда он открыл глаза, Василисы рядом с ним не было. Она исчезла, растворилась в толпе. Он даже не сомневался, что она понеслась сообщить ошеломляющую новость своим соотечественникам. Только им она была предана и верна по-настоящему. Разговор с Ньютоном вновь всплыл у него в памяти. И с устрашающей ясностью он понял два очевидных факта: первое – сознание старого философа погрузилось в кромешный мрак, он действительно сошел с ума. Второе – никому из ньютонианцев нельзя доверять: ни Маклорену, ни Василисе… никому. На всем белом свете он остался один-одинешенек.

18. Эликсир бессмертия

Адриана изучала рукописную книгу. А тем временем, в соответствии с непреложными законами природы, лето сменилось осенью. Но действовали эти законы как-то своеобразно. Наступил октябрь, а жара установилась такая, будто вернулся август со средиземноморской жарой, типичной для южных районов Франции. Адриана вышла в парк и тут же попала в объятия зноя.

В ее комнате тоже было жарко, но все же не так нестерпимо. В сумеречной пещере своей комнаты Адриана с головой погрузилась в изучение книжицы, оставленной Торси. От ее страниц, бесстрастно излагающих историю борьбы жизни и смерти, веяло таким холодом, что Адриана не чувствовала удушающей жары. В книге речь шла о некоем молодом слуге по имени Мартин. Еще год назад Адриана бы и в руки не взяла подобную книгу. Но, как и полагается любой, даже самой захудалой книге, эта тоже наводила на размышления.

– Что вы можете рассказать о Мохамеде Мир-бее? – как-то спросила Адриана у Креси, когда они, изнывая от жары, сидели под навесом на крыше дворца. В руках у них были чашки с апельсиновым шербетом, который бессовестно таял прямо на глазах.

– Я видела его, – спокойно ответила Креси, – не в видениях, в реальной жизни. Одно время он захаживал к моей госпоже мадам ла Сери. Вначале она была заинтригована его экзотическим происхождением, но после разочаровалась.

– Что он за человек? Креси пожала плечами:

– Перс. По-французски говорил плохо, одевался безобразно. Он был мошенником.

– Что значит мошенником? Король принял его как посла.

Креси чуть наклонила свою чашку и поймала ложкой внушительный кусок шербета.

– Король умирал, – сказала Креси. – Его министры – особенно старался Поншартрен – делали все для того, чтобы король перед смертью продолжал чувствовать себя могущественным монархом.

– Вы присутствовали на приеме?

– То была самая невероятная церемония из всех, что мне приходилось видеть. Конечно, мне тогда едва исполнилось восемнадцать, и меня легко было удивить. Весь дворец блистал драгоценностями, на камзол Людовика нашили все брильянты, сыскавшиеся в королевской сокровищнице. Он едва переставлял ноги под тяжестью своего наряда.

– И вся эта пышность ради какого-то мошенника?

– Ради короля. Это происходило в то время, когда Франция еще любила его.

Адриана вспомнила, с какой мукой на лице Торси говорил о первой схватке короля со смертью. Вероятно, Торси прав, и было бы лучше, если бы король умер в тот день.

– Кем же на самом деле был господин Мир-бей?

– На самом деле он был персом, если вы об этом спрашиваете. А почему вас интересуют события пятилетней давности?

– От этого перса король получил эликсир бессмертия.

Креси улыбнулась:

– А к нему в придачу массу всяких дешевых безделушек. Думаю, что Поншартрен и прочие министры могли бы потрудиться сделать перса более похожим на посланника восточного монарха. Полагаю, эликсир подействовал, так как перс получил более того, на что мог претендовать.

– Что с ним стало потом?

– Он остался при дворе, а значит, сладко ел, пил вино и пользовался расположением светлейших особ. Так он прожил почти год, до той поры, пока его не отослали назад в Персию. – Креси усмехнулась. – Сдается, у себя на родине он не знал столь достойного обхождения, как при дворе Людовика XIV. Но самым замечательным в истории этого перса является сувенир, который он прихватил с собой, покидая Францию.