Книга В пасти Дракона - Александр Красницкий

Только Шатов знал секрет казака, а также и то, что если идёт куда-нибудь русский отряд, то поблизости от него всегда укрываются сыновья несчастного Юнь-Ань-О, с непостижимой ловкостью и хитростью следившие за своими соотечественниками и сообщавшие русским всё, что могло быть полезным для последних.

Казак умел совершенно незаметно сообщаться со своими приятелями и уверился в них так, что даже перестал проверять их сообщения.

— Не обманывают ли тебя эти китайцы? — как-то выразил сомнение Шатов.

— Это Чибоюйка-то с братишкой? Да что вы, ваш-бродь! Какие они китайцы! Разве по косе только! Да они всех своих длиннокосых, как вода огонь, любят: только и стараются, чтобы поменьше их на земле осталось.

— Однако странно это.

— Никак нет-с! За отца простить не могут. Да сестрёнка ещё... Где-то она, бедняжечка! Мстят они, значит, по-своему... Парни добрые, много нашим пользы от них.

И теперь, увидев Зинченко в числе назначенных под его начальство казаков, Шатов ещё более уверился в успехе предприятия. От него будут самые верные сведения о противнике, а стало быть, и шансов на успех становилось больше.

Маленький отряд Шатова скоро обогнан товарищей, остановившихся уже на отдых, и остался один посреди бесконечных полей, тянувшихся вдоль ровного низкого берега Пей-хо.

XXXV
ТЯНЬ-ЦЗИНЬСКИЕ ГЕРОИ

атов перед тем, как его позвали к полковнику, заново переживал все недавние события, участником которых ему привелось быть. Воспоминания так и наплывали на него...

Живо припомнилось Николаю Ивановичу, какое радостное «ура!» вырвалось из груди изнемогавших защитников Тянь-Цзиня, когда с востока донеслись пушечная пальба и трескотня ружейных выстрелов. Все поняли, что это идёт генерал Стессель со свежими силами.

Да, это шёл он, шёл, отражая чуть не ежечасные отчаянные атаки китайцев.

Но разве возможно остановить реку в её течении? Разве возможно остановить русские полки, когда им приказано идти вперёд?

11-го июня генерал Стессель со своим отрядом был уже в Тянь-Цзине. С чувством гордости и со слезами радости обнял генерал-полковника Анисимова, сумевшего с горстью бойцов отстоять честь русской армии от неприятеля, в десятки раз сильнейшего.

Но на ликование не было времени.

Безостановочно работал в Сичу прожектор, посылая в Тянь-Цзинь световые телеграммы, одна другой отчаяннее. Туго приходилось засевшему там отряду, и не было возможности ни одного мгновения медлить с помощью.

В ночь на 12-е июня только что прибывшие стрелки вместе с защитниками Тянь-Цзиня и с европейским отрядом уже пошли на Сичу выручать товарищей, попавших в беду из-за легкомыслия английского адмирала.

Была ночь безлунная, непроглядно мрачная. Только один Тянь-Цзинь был освещён заревом горевших домов, Канонада из китайских фортов смолкла. До тех пор дерзко нападавшие враги словно почувствовали, что теперь им самим придётся плохо, и оробели, пали духом и готовились уже не к нападению, а к защите.

У канала к отряду присоединился ещё десяток, можно сказать, разношёрстных английских рот, поступивших, как и весь отряд, под начальство подполковника Ширинского.

Пошли. Китайцы с фронта заметили это движение, и поняли, что оно значит. Шрапнель хлестнула по воде канала, но, к счастью, китайские артиллеристы были не из важных, скоро пристреляться к движущейся цели не были в состоянии, и их выстрелы не причинили вреда.

Шатов со своей ротой был в этом отряде. Его, как офицера более или менее знакомого с окрестностями, назначили в цепь. Тут приходилось держать ухо востро. Действительно, только что переправились, как перед цепью уже появились китайские кавалеристы. Роты развернулись. Раздалась команда стрелять залпами. Защёлкали выстрелы, и сразу же китайские всадники закувыркались с лошадей. Оставшиеся повернули и бросились врассыпную.

Путь был очищен.

Живо припомнил Шатов, как, выйдя из леса, они откуда-то услыхали громкое «ура». Это осаждённые в Сичу заметили освободительный отряд. Китайцев уже не было, они все разбежались, едва только союзники начали выходить из леса.

Отряд Сеймура был освобождён.

После храбрый лорд говорил; что он без труда пробился бы через китайские полки, но ему жалко было бросить раненых, участь которых в этом случае была бы ужасна.

Что бы ни говорил почтенный лорд, очутившись на свободе, а факт остаётся фактом: только русскому подполковнику Ширинскому обязан он был своим избавлением от решительного разгрома.

Дальше припомнил Николай Иванович всё происшедшее во вторую половину июня. Шальная пуля в это время и уложила его на несколько дней на лазаретную койку; но он всё-таки оставался в непосредственной близости от совершавшихся грозных событий. Более двух педель прошли в постоянных боях с китайцами, не оставлявшими своих укреплений. Китайские генералы, видя, что русские и союзники не повели на них немедленно по своём приходе нападения, вообразили, что союзники боятся их, и осмелели настолько, что стали выходить из города, Зажигать дачи европейцев в окрестностях Тянь-Цзиня, захватывать дома англичан. Нападения их становились чаще день это дня. Они могли бы причинить громадный вред, если бы не молодцы-казаки. С непостижимым искусством сибиряки разузнавали о всех передвижениях неприятеля, и их своевременные донесения позволяли союзникам каждый раз приготовиться к встрече врагов.

Нужно же было, наконец, дать китайцам острастку. 14-го июня японцы, англичане и американцы кинулись на город. В подкрепление им даны были две роты русских.

Ужасен был вид города. Всюду были видны развалины домов, образовавших почти неприступные баррикады. Горы обезображенных разлагавшихся трупов заражали воздух зловонием.

И в этом аду пришлось иметь жаркое дело.

Да будет позволено сделать здесь небольшое отступление и передать это славное дело словами очевидца и участника боя.

«Сижу я, — рассказывает в письме к матери офицер-стрелок, — в китайской новенькой палатке, взятой в сеймуровском арсенале, попиваю чай, даже книжку стал читать. Вдруг слышу голос адъютанта:

«Седьмой роте изготовиться!»

Допил я чай, надел всю амуницию, мешок с сухарями и бутылку чаю. Вышел к роте.

Тут новый приказ:

«Седьмой роте вперёд — к общему резерву».

Пошёл я туда. Там всё спокойно, словно боя и нет совсем.

Взошли мы на подъём. Пули по земле бьют, пыли поднимают. Развернул я и положил свою роту. Сам вышел к линии железной дороги, в бинокль поглядываю. Вижу и глазам не верю — одна рота отходит от арсенала... Раненого бросили, другого... Смотрю, мчится туда наш полковник Анисимов. Видно, дело не шуточное. Англичане из своей пушки, привезённой из-под Лэдисмита, жарят из арсенала уже вовсю. Наблюдаю я это.