Книга Адмирал Ее Величества России - Павел Нахимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вследствие личного объяснения с лейтенантом Титовым я выдам ему, сколько нужно, на дорогу, но долгом считаю представить на милостивое благоусмотрение в. в-ва о предстоящей, может быть, сему офицеру необходимости лечиться за границею, он сам о пособии на сей предмет просить не хочет, потому что считает себя уже облагодетельствованным вниманием в. в-ва, поэтому не благоугодно ли будет поручить его особенному попечению новгородского губернского предводителя дворянства и Инспекторского департамента, так, чтобы впоследствии можно было предупредить могущее встретить Титова затруднение.
Лучшим доказательством достоинств сего офицера служит то, что П. С. Нахимов взял его для лечения к себе в дом только потому, что он уважал в нем особенно отличного храбреца…
Донесение П. С. Нахимова Д. Е. Остен-Сакену о смерти контр-адмирала В. И. Истомина
Контр-адмирал Истомин убит неприятельским ядром на вновь воздвигнутом Камчатском люнете. Хладнокровная обдуманность при неутомимой деятельности и отеческом попечении, соединенная с блистательной храбростью и благородным возвышенным характером, – вот черты, отличавшие покойного.
Вот новая жертва, принесенная искуплению Севастополя. Качества эти, взлелеянные в нем бессмертным нашим учителем адмиралом Лазаревым, доставили ему особенное исключительное доверие и падшего героя Севастополя вице-адмирала Корнилова. Духовная связь этих трех лиц дала нам смелость, не ожидая вашего разрешения, действовать по единодушному желанию всех нас, товарищей и подчиненных убитого адмирала: обезглавленный прах его удостоен чести помещения в одном склепе с ними.
Принимая живое, горячее участие во всем, касающемся Черноморского флота, и зная лично Истомина, вы поверите скорби, удручающей Севастополь с минуты его смерти, и разрешите согласием это распоряжение.
Письмо П. С. Нахимова контр-адмиралу К. И. Истомину[136] о гибели В. И. Истомина
Любезный друг, Константин Иванович!
Общий наш друг Владимир Иванович убит неприятельским ядром. Вы знали наши с ним дружеские отношения, и потому я не стану говорить о своих чувствах и своей глубокой скорби при вести о его смерти. Спешу вам только передать об общем участии, которое возбудила во всех гибель товарища и начальника, всеми любимого.
Оборона Севастополя потеряла в нем одного из своих главных деятелей, воодушевленного постоянно благородною энергиею и геройскою решительностью; даже враги наши удивляются грозным сооружениям Корнилова бастиона и всей четвертой дистанции, на которую был избран покойный, как на пост самый важный и вначале самый слабый.
По единодушному желанию всех нас, бывших его сослуживцев, мы погребли тело его в почетной и священной могиле для черноморских моряков, в том склепе, где лежит прах незабвенного адмирала Михаила Петровича и первая, вместе высокая жертва защиты Севастополя, покойный Владимир Алексеевич. Я берег это место для себя, но решился уступить ему[137].
Извещая вас, любезный друг, об этом горестном для всех нас событии, я надеюсь, что вам будет отрадною мыслью знать наше участие и любовь к покойному Владимиру Ивановичу, который жил и умер завидною смертью героя. Три праха в склепе Владимирского собора будут служить святынею для всех настоящих и будущих моряков Черноморского флота.
Посылаю вам кусок георгиевской ленты, бывшей на шее у покойного в день его смерти, самый же крест разбит на мелкие части. Подробный отчет о его деньгах и вещах я не замедлю переслать к вам. Прощайте и не забывайте преданного и уважающего вас друга.
Отрывок из книги М. И. Богдановича «Восточная война 1853–1856 годов»
Сооружение Селенгинского и Волынского редутов и Камчатского люнета. Дело 10 (22) марта 1855 года
В начале зимы 1854/55 года перевес сил под Севастополем был на нашей стороне; но с наступлением весны положение дел изменилось: французская армия значительно усилилась; англичане успели вознаградить хотя бы отчасти понесенные ими потери; турки высадили в Крым целый корпус; сардинцы готовились принять участие в борьбе соединенных сил Западной Европы с Россией.
В конце января (10 февраля) 1855 года французская армия в числе 80 тысяч человек с 180 орудиями и 6 ракетными станками, оставаясь под начальством Канробера, была разделена на два корпуса и резерв. 1-й, осадный корпус, под командой дивизионного генерала Пелисье, назначенный для атаки на 4-й бастион, состоял из дивизий под командованием Форея, Левальяна, Патё и де Саля, в числе до 28 тыс. человек, а 2-й, наблюдательный корпус, впоследствии назначенный для атаки Малахова кургана – из дивизий Буа, Каму, Майрана и Дюлака, в числе до 37 тыс. человек, находился под командою дивизионного генерала Боске.
Резерв, под непосредственным начальством главнокомандующего, состоял из дивизий: пехотной генерала Брюне и кавалерийской Морриса, всего до 8000 человек. Впоследствии присоединилась к нему гвардейская бригада генерала Уриха. Артиллерия и парки, в числе до 4 тыс. человек; инженерный корпус до 450 человек; при штабах и интендантстве до 1500 человек. Число английских войск не превосходило 15 тысяч человек. Если присоединить к англо-французской армии до 25 тысяч турок, довольно плохих войск, оказывается, что силы союзной армии к началу февраля простирались до 120 тыс. человек.
Русская армия в Крыму имела в рядах своих также до 120 тыс. человек, но из этого числа более трети находилось в отдельных отрядах: против Евпатории, в восточной части Крыма у Керчи и близ Перекопа.
В первые месяцы осады Севастополя союзники считали атаку на укрепления Городской части главной; атаку же, веденную англичанами на 3-й бастион, – вспомогательной, и потому атака города была распространена влево, а на Малахов курган смотрели, как на пункт соседственный с 3-м бастионом, не придавая ему важного значения.
