Книга Мой милый Фантомас (сборник) - Виктор Брусницин

Тем временем Люся, жена Коли, что суетилась тут же, в свою очередь начала приобретать вид. Губы ее сжались до посинения, лицо, напротив, приобрело мертвенную бледность, очи пылали. Честно сказать, она случилась хороша. Иными словами, месяца два еще при мимолетных встречах на Люсю нападала подобная бледность и, хоть слова приветствия коротко произносились, имели весьма болезненную хрипотцу.

В общем, обед, который происходил получасом позже в тесном семейном кругу, сложился в сугубом молчании. В довершении поперхнулся, обрызгал супругу, и она демонстративно брезгливо отиралась. Однако, как говорится, еще не вечер.

В пятницу шеф попросил меня отправить почтой бумаги, что я и побрел не без душевного облегчения исполнять. Отправлять по техническим причинам приходилось с почтамта, то есть следовало пользоваться транспортом.

Нужно заметить, что в ответ на последние выходки мне был выделен ресурс тютелька в тютельку. До трамвая шагать было квартал, но можно и на автобусе остановку проехать. Я и не думал им воспользоваться, ибо, во-первых, денег в обрез, во-вторых, не прочь был растянуть время. Но есть же моменты — правит бес. Как назло, аккурат подошел автобус; не иначе по вышеизложенной причине я заскочил, надеясь, что кондуктор за остановку дойти до меня не успеет. Разумеется, напоролся на кондукторшу сразу — не совсем свежая девица, с непроницаемым лицом.

— Оплатим.

Я уместил вялую улыбочку и смалодушничал:

— Одну остановку только.

— А я не спрашиваю, сколько вам остановок, — напористо отчеканила кондукторша. — Оплатим!

Я резко выхватил купюру, сунул и пакостливо процедил:

— Понятно, не трахают.

Кондукторша кинула негодующий взгляд и пошла ковыряться в сумке. Автобус подходил к остановке. Я хотел поторопить, но гордо сдержался. Выгребла все медяки. Выскочил в последний момент, споро переходя проезжую и злобно перетирая в кармане горсть монет, злорадно подумал: «Черт, явно недодала. Вот мило получится в трамвае».

На почте, подавая бланк, молоденькая служащая заученно оповестила:

— Внимательней с реквизитами, бланки буквально на счету.

«Ошибусь, — испугался я, — сатаной обещаю».

Карточку заполнял, вытащив язык. На пятый раз сверив знаки, гордо пошел к окну.

— Гражданин, — мягко воркотнула работник, — я же просила быть повнимательней. Вы неверно проставили дату.

С реквизитами ошибся на третьем. После четвертого бланка вспотел. Шестой пустой девушка подала испуганно, во все глаза глядя на меня мокрого насквозь. Соседняя женщина контролер, плотно сомкнув губы и отвлекшись от своей работы, гневно созерцала. В очереди кого-то разбил насморк и хозяин его стал докучливо и зычно сморкаться. Остальные напряженно молчали и отворачивали взгляд. От меня… Восьмой прошел.

Выйдя из помещения, я свирепо вздохнул. Пройдя недолго по благосклонной улице и дыша, сунул руки в карманы. В правом наткнулся на бумажки, оказалось деньги и еще реквизиты. Да, посылать их следовало по двум адресам, деньги и были намеренно разложены по разным отделениям. Когда вошел обратно на почту, девушка, увидев меня, подпрыгнула на стуле, схватилась за виски и умчалась в закрома заведения.

Досаду нужно выправлять и я шурую к приятелю на партию преферанса. Приятель, Слава, живет в общежитии, одноместный номер. Здесь уже сосредоточился Петя, общий приятель. Расчерчена пуля, непочатый флакончик греет глаз — чин-чинарем.

Что-нибудь часа через полтора придавило, и я отправляюсь за большой нуждой. На унитаз взгромождаюсь с ногами (дощечка есть, но все-таки общежитие). Уж и присел, когда сооружение надламывается. Раскалывается четко и опасно — в местах разлома образуются острые осколки — однако меня спасает рефлекс: падая, виртуозно изворачиваюсь, избегая взаимодействия стула всех видов с местом предназначения. Авария, тем не менее, достает: грохаюсь на отбитую часть унитаза рукой. Рану, довольно глубокую, есть потребность обработать. На удачу при общежитии существует медпункт, который еще и работает.

Далее вместе со Славой чапаем к коменданту предъявить вещдок, руку — нужно снять вину за поруху. В комнате находятся две молодые девицы, я в помещение не захожу, стою в дверях. Слава уныло докладывает:

— Вы знаете, унитаз сломался.

— Это бывает, — радостно сокрушается комендант, — не волнуйтесь, сантехника пришлю.

— Вы знаете, — вяло винится Слава, — он раскололся.

— В каком смысле? — округляет глаза дядя.

— Напрочь, на куски.

Девицы заинтересованно смотрят на Славу.

— Вы что, — ополчился официальное лицо, — по нему молотком били?!

Девицы прыскают.

— Ничего не бил, он сам сломался.

— Вы мне зубы не заговаривайте. Как он может сам сломаться?

— Ну, не сам, конечно, им пользовались.

Комендант выходит в фойе к вахте, за ним заинтересованно семенят девицы. Он подходит к телефону и орет в трубку:

— Мария Игнатьевна, тут жилец унитаз разбил, что с ним делать?… А?… Да черт его знает, говорит, сидел… И я тоже самое: не китайский фарфор… — Девицы угодливо хихикают. Комендант, кхекая, потакает. — Чем ходил? (Кидает едкий взгляд на Славу.) На вид человек нормальный. — Отворачивается, слушает. Поворачивается к Славе и, не кладя трубку, допрашивает: — Рассказывай, как было дело!

— Именно как, — пытается пошутить Слава, однако серьезнеет, не наблюдая отклика. — Ну это… садимся, а он… того.

Появляются новые лица, все в крайней степени любопытства. Ответственный товарищ напрягается:

— Что значит садимся, вас несколько было что ли?

— Да нет, один — он… — Слава кивает. — Видите, руку поранил.

— Ага, нечто подобное я и предполагал! — явно не без ликования шмякает гражданин, красноречиво глядя на зацветающую ссадину от шкафа. Прочие присутствующие едят меня взорами. — Человек-то чужой, что-то вы мне тут салазки закручиваете.

— Вы понимаете, он мой гость, — отчаянно лепечет Слава.

— Тут некий субъект! Подозрительного вида!.. — воинственно орет в трубку комендант. — Впрочем, видели и почище. Без бутылки, в общем, не разобраться!.. Ага, хорошо! — Кладет трубку.

— Пойдем-ка на месте посмотрим, — грозно постановляет твердыня порядка.

Начальство величественно возглавляет процессию, дальше понурые Слава и я, на легком расстоянии понятой народец.

— Ну что, будем платить, — всесторонне разглядев явление, сообщает товарищ.

— Позвольте, за что платить?! — возмущается Слава.

— А вот, за безобразие, — тыкает в отхожего инвалида.

— Нашей вины здесь нет, это, так сказать, стихийное бедствие!

— Вы мне оставьте стихию в покое! Может, еще домой утащите, а скажете, бедствие.