Книга Красный замок - Кэрол Нелсон Дуглас

Я отправилась к лохани умывальника, которая под утро покрывалась тонкой корочкой льда, намочила в холодной воде полотенце, отжала и обтерла лицо и плечи. Затем я быстро расстегнула крючки на платье, поскорее сбросила принадлежавшие Татьяне вещи и нырнула в мягкий кокон рубашки, которую принес мне Годфри. Мне казалось, я будто обменяла засаленные цыганские тряпки на ангельские перья.

Завернувшись в покрывало, я устроилась в кресле перед камином и пустила свой измученный разум в свободное плавание. Вскоре я задремала. Мне снились волки, которые плясали на задних лапах и играли на скрипке, высунув языки; ужасный слуга Татьяны сорвал лицо, точно маску, и оттуда показались белесые глаза Джеймса Келли; Годфри превратился в старика, который в свою очередь обернулся Шерлоком Холмсом, а я стала птичкой и, взлетев под потолок, пыталась предупредить всех об опасности. Я била крыльями и металась в воздухе, но никто не обращал на меня внимания, и наконец у меня не осталось сил летать…

Тут я проснулась. Языки огня с шумом бились о каменные стены своей темницы, будто стая ворон, стремящаяся вырваться из дымохода. Спустя какое-то время я обнаружила, что за гулом пламени различаю какие-то голоса неподалеку.

Я заправила распущенные волосы за уши, чтобы лучше слышать. Нужно непременно утром заплести косы, чтобы не уподобляться Татьяне. Один из собеседников говорил сдержанным баритоном. Годфри. Другой голос – женский – скакал в диапазоне от контральто до сопрано.

С трудом поднявшись из кресла и волоча за собой покрывало, я на цыпочках подошла к двери, ведущей в покои моего товарища по заключению.

– Это лучший французский бренди, – произнес женский голос.

– Мне нет в нем нужды, – ответил Годфри.

– Ах, достаточно лишь желания, нужда – удел простолюдинов.

– Я человек простого происхождения.

– А я нет, так что угощусь, хоть вы и отказываетесь.

Послышалось бульканье жидкости, льющейся в чашку или стакан.

– Вас не интересует, кем были мои предки? – спросила дама.

– Не особенно.

– Ах вы, англичане! Вечно всё принижаете. Не оттого ли, что постоянно боитесь потерь?

– Скорее, оттого, что преувеличение ведет к самообману.

– И в чем же я обманываю себя?

– Я недостаточно хорошо знаю вас, чтобы судить. – В голосе Годфри сквозь безукоризненную вежливость проступала тревога.

– Вы так сдержанны, так холодны. Неужели вам и правда хочется работать юристом и служить посредником в скучном бизнесе королей коммерции? Обитать в Нёйи и лишь изредка выбираться в Париж поглазеть на толпу? Помогать вышедшей в тираж оперной певице в ее повседневных заботах? Сопровождать нудную мисс Неудачницу с танцев?

– Вы видите лишь то, что хотите видеть, и намеренно пытаетесь меня обидеть. Неужели же вам нравится так жить? Играть в заведомо безнадежные шпионские игры? Культивировать уродство, потому что вы потеряли связь с культурой и вышли в тираж на балетной сцене? Коротать время с преступниками и цыганами? Держать мисс Неудачницу в заточении, потому, что вам больше нечем заняться?

– Вы завидуете Шерлоку Холмсу.

– Вы завидуете Ирен Адлер.

– У вас странная манера называть полным именем собственную жену…

– Она не просто моя жена. Полагаю, вам это известно, вот вы и беситесь.

– Вы даже не представляете, какие миры могу открыть вам я.

– Вполне представляю, и думаю, что сейчас мы в одном из них.

Я приникла к двери, вслушиваясь в каждое слово, проникающее через щель рядом с дверными петлями, и старалась не дышать.

Передо мной разворачивалась настоящая дуэль. Я уже видела прежде подобную стычку между Годфри и этой дикой русской, которая называет себя Татьяной. Как видела и вполне реальную схватку во мраке ночи между нею и Ирен, внезапную и беспощадную.

Что ей нужно, этой женщине, почему она никак не оставит нас в покое?

Голоса становились то громче, то тише; звучали оскорбления, выдвигались и отвергались предложения. Соболь желала нам всем своей судьбы: одиночества, ненависти к другим, презрения к нормам морали, которые важны для остальных. Словно Люцифер после падения.

И мне открылась страшная истина: случись что-нибудь хоть с кем-то из нас, хоть с одним из нашей крепкой и честной троицы – с Ирен, Годфри или со мной, – Татьяна выиграет.

Если я пострадаю и Годфри будет рядом, не имея возможности предотвратить несчастье, – это будет ее победа.

Если Годфри придется подчиниться ее воле, чтобы спасти меня или Ирен, – она победит.

Если Ирен поставит на карту все, чтобы выручить Годфри и меня, а сама погибнет – это будет победа Татьяны.

Да, русская завидует моей подруге, но не тому, чт́о есть у Ирен, а тому, кт́о у нее есть. А теперь два ее самых близких человека в руках Татьяны.

Я сжала кулаки, так что ногти впились в мякоть ладоней, оскверненных прикосновениями Тигра и Медведя, а то и кого похуже, кто прячется в тайниках моей поврежденной памяти.

Татьяна делает вид, что Годфри желанен ей как мужчина женщине. Пусть мне и незнакомы подобные чувства, я уверена: на самом деле ей, как и Люциферу, нужно другое. Она хочет владеть чужой душой, чужой волей.

А что искал Джек-потрошитель в темных переулках Лондона? Не женщину, как ее ищет мужчина, но душу – душу, вырванную из тела, и тело, вырванное из круга жизни.

Над моей религиозностью часто посмеиваются, даже друзьям она порой кажется забавной, но такова уж моя натура – ведь я дочь проповедника. Столь ранние уроки лучше прививают чувствительность к добру и злу в их истинном, первичном обличье. Более искушенный взрослый мир не желает признавать существование подобных категорий.

Я смирилась бы с тем, что, возможно, сделали со мной, пока я оставалась без сознания. Но не смогу жить с тем, что неизбежно ждет Годфри, Ирен и меня, если позволить Татьяне и дальше манипулировать нами.

Я снова прислушалась к разговору за дверью. До чего же похоже на судебный процесс! Заседание началось, представители сторон уже вступили в полемику, однако дело еще не дошло до вердикта: победа или поражение, добро или зло, жизнь или смерть. Но исход уже не за горами.

Трудно сказать, сколько я простояла, прижавшись к двери, как ребенок, который подслушивает разговор взрослых, страшась и желая узнать все до конца.

Возможно, грех подслушивания и напряженная поза отвлекли мое внимание от того, что творится у меня в собственной комнате. Иначе как объяснить, что я пропустила появление незваного гостя и обернулась лишь в тот момент, когда за спиной зазвучали тяжелые шаги.

Я едва не вскрикнула, но если бы Татьяна узнала, что мне известно содержание их разговора, это могло бы навредить Годфри. Поэтому я молча поднялась, с трудом разгибая затекшие колени, и обернулась. Если я и ожидала вторжения, то в первую очередь со стороны давнего партнера Татьяны по шпионажу – Тигра. Но передо мной оказался куда более неприятный гость: дрессированный дикарь по прозвищу Медведь.