Книга Красный замок - Кэрол Нелсон Дуглас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В самом деле?
Он кивнул и поцеловал меня в лоб на прощание, совсем как отец:
– Да, и скоро мы им воспользуемся.
Я открыла тяжелую дверь в комнату, которую, возможно, чересчур оптимистично считала своей, а мой друг вошел в соседние покои. Я понимала, что Татьяна непременно пошлет кого-нибудь, чтобы запереть нас снаружи. К счастью, Медведь был слишком пьян, чтобы сгодиться на эту роль.
Слова Годфри меня не особенно утешили. Наши шансы выбраться из замка стали еще более туманными, чем прежде, и в то же время появились новые ощутимые угрозы: Татьяна, полковник Моран и дрессированный медведь, которого хозяйка намеревалась превратить в еще более страшного зверя.
Кровавая надпись
Я припас в пивной бутылке правильной красной водицы с недавнего дельца, но она загустела, как клей, и писать невозможно. Надеюсь, красные чернила тоже сойдут. Искренне ваш.
Из дневника
Признаюсь, я люблю произвести впечатление.
Целых десять минут на меня сыпались вопросы, где в Соединенных Штатах можно купить самогон, из чего его готовят и каким образом.
Не обладая исчерпывающими знаниями предмета, я, тем не менее, пояснила, что производство самодельного алкоголя с давних пор является привилегией простого люда во всех странах, и что так называемое правительство неизменно пытается – и всегда безуспешно – пресечь этот процесс.
Например, отметила я, британский налог на виски послужил началу американской войны за независимость в куда большей степени, чем знаменитый «чайный налог».
Пока я углублялась в тему, Ирен подробнее изучила следы, оставшиеся от оргии, и подобрала несколько бутылок с остатками светлого воска на горлышках.
– Пятна не от пролитого вина, – между делом заметила она, осматривая пол пещеры, над которой в толще грунта покоились двенадцать поколений мертвецов.
Внимание мужчин переключилось на мою наставницу.
– Что же это? – спросил Квентин.
– Кровь.
– Кровь? – Брэм Стокер побледнел и поспешил к примадонне: – Все эти пятна – кровь? Почему вы так решили?
– Потому что мы, – она оглянулась на меня, – уже видели лужи крови в катакомбах Парижа.
Я с готовностью оставила роль алкогольного эксперта и тоже подошла посмотреть.
В резком свете фонаря Квентина пятна действительно выглядели кровавыми. Наконец мне удалось идентифицировать сладковатый запах в воздухе – не сирень, как наверху, а мертвечина.
– Ты осмотрел стены? – спросила Ирен у Квентина.
– Зачем?
– Надо проверить, нет ли и там следов крови.
Мы все последовали за Стенхоупом по периметру подземелья, оглядывая стены в свете гуляющего вверх-вниз по грубо вырубленному камню луча фонаря.
Под ногами обнаруживались огарки свечей, крысиный помет и новые пятна, почерневшие по краям и темно-красные ближе к центру.
– Боже праведный! – Квентин замер, лишь фонарь покачивался у него в руке.
– Что такое? – Ирен устремилась к нему. – Что там?
– Надпись. Одни согласные. Проклятый чешский…
– Позволь мне, я пела на этом языке и могу узнать некоторые слова.
Ирен завладела фонарем и понесла его вдоль стены, вглядываясь в слабые темные контуры, отдаленно напоминавшие арабскую или славянскую вязь. Неужели придется добавить арабов и русских к и без того экзотической компании цыган, индейцев и трансильванцев?
Наконец примадонна опустила фонарь и тяжело вздохнула:
– Мы уже видели подобную надпись в другом месте и на другом наречии. Я не могу различить все слова, но одно из них читается легко. Думаю, когда мы переведем всю фразу, она будет означать: «Цыгане – это такие люди, что не будут обвиненными зазря».
Я ахнула. Не прошло и двух недель, как у нас перед глазами была французская версия той же странной фразы, но относительно «ивреев». А тридцатого сентября прошлого года почти те же слова были написаны мелом, предположительно рукой Джека-потрошителя, на Гоулстон-стрит в лондонском Уайтчепеле.
Мужчины не знали этих подробностей и потому не были столь поражены сходством.
– Что за нелепая фраза, – протянул Брэм. – Не имеет никакого смысла, не говоря уже о том, что и грамматически просто кошмарна.
– Кошмары частенько не дружат с грамматикой, – заметила Ирен, все еще всматриваясь в стену. – Прошлый раз надпись была сделана кровью. Шерлок Холмс предположил, исходя из улик, что жертву подвели к стене и заставили нанести буквы собственной кровью.
– Шерлок Холмс никогда не предполагает, он располагает, – поправила ее я.
– Благодарю за напоминание, Нелл, – с иронией ответила она, одновременно отдавая дань педантичному остроумию своей пропавшей компаньонки и обыгрывая имя, под которым я была известна всему миру: Нелли Блай.
Или наставница хотела подчеркнуть, что на свой манер я тоже приношу ей пользу в деле борьбы с преступностью?
Взгляд Квентина в мой адрес, напротив же, выражал недовольство: он явно мечтал увидеть перед собой вовсе не отчаянную журналистку, а свою английскую розу.
Ирен снова вздохнула:
– Сцена слишком похожа на парижскую, чтобы говорить о случайном совпадении. Вплоть до древнего символа Христа, хризмы. – Она ткнула в еще один знак на стене пещеры: знакомые перекрещенные буквы «Р» и «Х». – У меня есть только одно разумное предложение.
– Какое же? – спросил Квентин.
Примадонна вздохнула еще более безысходно. Будь мы в театре, ее услышали бы на самой галерке. Даже крысы разбежались по углам, столько театрального отчаяния и тяжкой решимости прозвучало в этом вздохе.
– Нужно немедленно связаться с Майкрофтом Холмсом и сообщить, что нам как можно скорее требуется его брат Шерлок для осмотра места преступления. – Ирен обвела взглядом пещеру, беззвучно кричащую о недавно свершившемся насилии: – И самое обидное, что мистер Холмс наверняка отругает нас за беспорядок, который мы устроили здесь вместе с крысами.
Наконец-то одна
Затем пьяницы… задрав голову, вливали себе в рот чистую жидкость, распространявшую сладковатый, слегка наркотический запах… затем они вытирали рукавом волосатые рты…
Кто бы мог подумать, что я буду рада снова оказаться в своей темнице. Меня не огорчил даже лязг засова с внешней стороны двери. Только оставшись одна и взаперти, я наконец смогла вздохнуть свободно.
Огонь в камине еле теплился, поэтому я стала подбрасывать щепку за щепкой поверх углей, алеющих, как волчьи глаза во мраке. Постепенно пламя разгорелось и загудело.