Книга Осада Будапешта. 100 дней Второй мировой войны - Кристиан Унгвари

Я отправился ко дворцу премьер-министра. Угол прекрасного здания в стиле барокко превратился в руины…

Напротив ворот во дворе было здание, где держали кареты. Я вошел туда и сразу же обнаружил экипаж короля Италии, которым тот пользовался, когда приезжал к нам с государственным визитом, разнесенный на куски. Далее находились конюшни… на полу там лежали две мертвые лошади, а недалеко от них, наверное в одном или двух метрах, мертвый мужчина лицом вниз. Я был настолько шокирован увиденным, что бежал оттуда куда глаза глядят…

Когда я был примерно в двадцати метрах от входа во временный военный госпиталь, то увидел, как оттуда выходят два немецких солдата. При них не было никакого оружия. Увидев меня, они бросились бежать в сторону Кровавого Луга. Вот они исчезли, и затих звук их шагов, и тогда я пошел обратно к воротам Бечи. То тут, то там я видел мертвые тела, но русских среди них не было.

Возвращаясь домой в мертвой тишине, на обратном пути я тоже не встретил ни одного русского… Я был в таком состоянии, что мог лишь смотреть под ноги, чтобы не наступить по дороге на чье-нибудь тело».

Студент Денеш Кёвенди выходил из дома примерно в это же время:

«Утром я шел в колледж, выкрикивая: «Ура! Нас освободили!» Но меня встретили молчанием и мрачными взглядами. Стало известно, что ночью изнасиловали нескольких женщин, а десять — пятнадцать студентов, которые прятались в колледже, забрали для выполнения «маленьких работ» (их всех отпустили по домам через три дня)…

Я сразу же отправился повидать отца и сестру, которых не видел с Рождества. Они укрылись в здании школы-интерната на Баар Мадаш, месте, что считалось чуть ли не самым безопасным в Будапеште. Я знал, что русские пришли туда в первых числах января.

И все-таки я ничего не знал, какая там обстановка была сейчас. Ходили досужие слухи о прорыве, о том, что некоторые немцы все еще остались в районе Замка. Итак, я держал путь… в район Варошмайор. Когда я поворачивал на улицу Альма, послышались несколько выстрелов. Я не знал, предназначались ли они мне, но все же решил укрыться в ближайшем доме…

В подъезде мне встретились еще трое молодых людей, которые, как и я, хотели пройти по улице… теперь звуки выстрелов прекратились…

Когда мы дошли до ряда деревьев около Картографического института, то увидели на противоположной стороне улицы примерно двадцать тел мертвых солдат. По-моему, это были венгры и немцы. Мы не стали разглядывать их. На первом этаже полусгоревшего здания, похожего на большой магазин или контору, также лежали трупы…

Я расстался со своими временными попутчиками, так как мне нужно было идти по улице Тромбиташ, а они направлялись в другую сторону. Осенью один из моих школьных товарищей рассказал мне, что живет здесь во втором доме, поэтому я решил, что было бы естественным остановиться у этого здания и посмотреть, что там происходит.

Когда я открыл парадную дверь, то в первый (и в последний) раз за все время осады почувствовал настоящий ужас. На лестнице, выстроившись в ряд от подъезда до самого мезонина, стояли десять — пятнадцать старших немецких офицеров… Я уже привык бояться немцев и относиться к русским как к освободителям (хотя и не очень желанным). Теперь, растерявшись, я понял, что попал в немецкий плен. Я промямлил что-то о цели своего визита, но не осмелился спросить о судьбе одноклассника. Все, чего я хотел, было как можно скорее вырваться оттуда. Тем не менее до меня дошло, что и немцам сейчас было не до мыслей о мировом господстве и что их тоже слегка напугало мое появление. Поскольку они все равно рано или поздно должны были попасть в плен, офицеры нервно ждали, когда же это случится, и, наверное, хотели, чтобы все поскорее закончилось. Меня спросили, не видел ли я русских. Я ответил, что поблизости мне не попалось ни одного. Я спросил, можно ли мне идти дальше (точнее, позволят ли мне продолжить мой путь). «Ты гражданский и, конечно, можешь идти», — разрешил один из офицеров, и я изо всех сил бросился вон из подъезда.

С улицы Тромбиташ я с заднего входа нырнул в здание школы-интерната и снова не увидел здесь ни одного русского. Зато я наконец-то нашел своих близких…

На следующее утро я пошел обратно в колледж, чувствуя себя в полной безопасности. Я и помыслить не мог, что русские тысячами забирают молодых людей в гражданской одежде прямо на улицах (отлавливая переодевшихся в гражданскую одежду венгерских и немецких солдат. — Ред.). В любом случае мне удалось беспрепятственно добраться до места назначения».

На территории гетто в Пеште почти не было боев, но его обитатели тем не менее стали свидетелями последних перестрелок в момент, когда линия фронта проходила через этот район:

«Около 10 часов вечера 17 января из дома номер 8 по улице Клаузаль показались несколько эсэсовцев, которые ворвались к нам через аварийный проход между убежищами. Они заявили, что через час здесь же будет целая их рота, и ушли по безопасному проходу к дому номер 12 по той же улице. Примерно через час с улицы через обычный вход в убежище пришло отделение красноармейцев. Комендант дома (который, возможно, выучил русский язык в плену во время Первой мировой войны) передал им слова эсэсовцев. Они отослали нас из помещения, в которое вел аварийный проход… и, скрытно заняв позиции у бетонных резервуаров для воды, стали дожидаться немцев.

Было около полуночи, когда те наконец появились. Русские пропустили вперед пять или шесть человек из них, а потом начали стрелять из автоматов. К счастью, в полумраке они сумели разглядеть в руках у одного из немцев «Панцерфауст». Его застрелили, прежде чем он сумел воспользоваться своим оружием. Кто-то метнул в немцев ручную гранату, и началась настоящая свалка. Три резервуара разрушились, и вода полилась в нашу часть подвала. В большом зале ее уровень установился примерно на полуметровой отметке. Мы залезали на деревянные ящики, переворачивали кровать, старались придумать, как добраться до запасного выхода, если вода поднимется выше… Естественно, никому не хотелось выходить на улицу, все слышали, что там все еще идет бой. Снаружи было так холодно, что на следующий день, когда мы все-таки выбрались наружу, сваленные наверху мертвые тела даже еще не пахли.

Примерно в час ночи нас выгнали из подвала в комнаты на первом этаже, где мы ждали наступления утра. Молодой эсэсовец-гранатометчик еще дышал, когда мы проходили мимо него. Его «Панцерфауст» лежал у одного из бетонных резервуаров. Пока то отделение красноармейцев находилось у нас, никто из них не сделал нам ничего плохого».

В Буде население домов на линии фронта эвакуировали перед началом попытки прорыва. Во второй половине дня 10 февраля один из эвакуируемых наблюдал такой случай:

«Вдоль аллеи Олас выстроилась наша колонна, численность которой, с учетом гражданских жителей с соседних улиц и немецких военнопленных, достигла нескольких сотен человек. Так мы и шли, пока не достигли поросшей деревьями узкой полоски земли между окраиной города и городком Будакеси…

Мирный ландшафт вокруг портили ругань и стук обуви по мостовой. Пока мы топали по скрипучему снегу, впереди показался русский солдат верхом на лошади, на плече которого висел автомат с круглым магазином на кожаном ремне. До того времени мне не приходилось встречаться с русскими, поэтому я не мог понять, почему он с грубой бранью накинулся на одного из немецких солдат, который шел вместе со своими товарищами, тяжело переставляя ноги под толстым слоем бинтов. Мы машинально остановились, когда увидели, как русский лошадью сбил раненого немца с ног и заставил ее наступить на него…