Книга Спутники Волкодава. Ветер удачи - Павел Молитвин

— Уйди! Уйди с глаз долой! — прошипела Ильяс. — Вот уж правду говорят, что мужчины созданы нам на погибель!..

Новый приступ боли заставил ее заорать и выгнуться дугой. А потом что-то внутри нее треснуло, лопнуло, из глаз брызнули слезы…

— Пошел! Пошел головкой вперед! Чудесненько, славненько! Тужься, моя рыбонька, тужься, ненаглядная! — донесся до нее откуда-то издалека голос Мутамак.

— О Нгура Благодетельная! Чтоб вы все сдохли!..

Голубой меандр плясал перед глазами и доводил до исступления. Почему она должна смотреть на эту пакость? Почему должна рожать во дворце? Почему вообще должна рожать и страдать она, а не Таанрет, этот подлый соблазнитель? Разве справедливо, что этот лживый, лицемерный кобель развлекается со своими похотливыми сучками или восседает за пиршественным столом, в то время как его ребенок разрывает ее на части?!

— Мутамак! Сделай же что-нибудь! Уруб!.. — требовательно шептала она запекшимися, потрескавшимися, искусанными до крови губами, тогда как тело ее выло и корчилось от невыносимой боли.

— Чудненько! Славненько! Прекрасненько! Ну давай, приналяг еще немножко!

— А-а-а!..

О Нгура, как лживы все повествующие о любви песни и поэмы! Почему в них не говорится о том, как страдает рожающая женщина? О том, что во время беременности она становится похожа на гигантскую неповоротливую лягушку? Чувствует себя неуклюжей и отяжелевшей, словно заглотивший кабана питон? Что лицо и руки ее распухают, ноги отекают, волосы теряют блеск, кожа — упругость, а едкий и вонючий пот то и дело начинает сочиться изо всех пор? Хотела бы она выпустить кишки тому подлецу, который выдумал, будто беременность красит женщину! И всем тем, кто заставляет их рожать…

— Ну вот и все. Ух ты мой сладенький! Госпожа, ты произвела на свет хорошенького мальчишечку! — В громоподобном голосе Мутамак слышалось такое торжество и облегчение, что Ильяс заставила себя разлепить веки. Увидела в могучих руках служанки что-то шевелящееся и влажно поблескивающее, услышала звонкий хлопок и тонкий пронзительный писк.

— Все? — боясь поверить, что чудовищная пытка закончилась, прошептала Ильяс, чувствуя странную опустошенность, отвратительную ломоту в пояснице, саднящую боль между ног и продолжающееся шевеление в разодранном чреве.

— Да! Да, лапушка моя, да!

— Нет еще, — хмуро процедил У руб. — Тужься, госпожа моя, тужься.

— Зачем? Вот же он… А-а-а!.. — Ильяс зашлась в крике, и стоящий перед ее мысленным взором голубой меандр рассыпался алыми искрящимися обломками.

— О Великий Дух! Нганья, держи малыша! Второй… Госпожа…

— Что?! Что вы там бормочете?! О Нгура Заступница!..

Ильяс ощутила, как что-то выскользнуло из нее, вырвалось, как пробка, и содрогнулась от омерзения, чувствуя, какая она мокрая, липкая, и на память ей почему-то пришли дохлые рыбины со вспоротыми животами. Нет, она этого точно не переживет!

— Еще немножко! Ну совсем чуть-чуть! Ну еще капельку! — взывала к ней Мутамак, а потом вдруг рявкнула в самое ухо: — Да поднатужься же ты, ленивая буйволица! Сильней! Еще сильнее! Ну же! Еще! Не засыпай, работай, работай, работай, тебе говорят!..

— Двойня! — из далекого далека долетел до Ильяс перепуганный шепот Нганьи. — Она родила двойню…

— Слава Тахмаангу, она выдавила послед. И никакого кровотечения..

— Да, но что скажет ее муж?.. «Вот уж кого бы я точно удавила собственными руками! — лениво подумала Ильяс, проваливаясь в сонное и покойное небытие. — И чтобы я еще хоть раз подпустила мужчину к своему ложу?.. Ни за что и никогда…»

* * *

Известие об убийстве Мандлы Татама ужаснуло, но не удивило Таанрета. Подобного поворота событий он ожидал, вот только невдомек ему было, кто подсылает убийц, дабы прикончить своих соправителей: Татам или Кешо? Раз Татам мертв, значит, смерти их жаждал Кешо. Ну что ж, все это Орочи Мунг предсказывал в своем трактате, хотя и не предвидел, что борьба за власть начнется так быстро. По его предположениям Триумвират должен был просуществовать пять-шесть лет, прежде чем возникшие между соправителями противоречия приведут к резне.

Таанрет уперся ладонями в мраморный подоконник, подставив лицо свежему, дующему с моря ветру. И, глядя на паруса рыбачьих шаланд, застывших на темно-синем стекле вод Мванаакского залива, задумался о том, почему дневной бриз дует с моря на сушу, а ночной — с берега. Бродили у него в голове смутные соображения по поводу того, что связано это как-то с перепадами температур, с замещением теплого, поднимающегося вверх воздуха холодным, но, чтобы проверить это и осмыслить должным образом, времени решительно не хватало. Не было его и на то, чтобы отследить, почему новые железорудные разработки не дают ожидаемой прибыли и куда, во имя Тахмаанга, исчезли два обоза, везущие золото с приисков Бадаатвы. Самое драгоценное, что есть на свете, время, утекало, словно песок между пальцами, а созданный при Триумвирате Совет Небожителей, вместо того чтобы помогать, с усердием, достойным лучшего применения, ставил палки в колеса всем тем начинаниям, которые должны были содействовать процветанию империи.

Тупоголовые оксары тратили пыл своих сердец на сведение личных счетов и обретение сиюминутных выгод, не желая понимать, что собственное их процветание напрямую зависит от благополучия Мавуно.

Они утаивали налоги, привечали бежавших с государственных рудников рабов, задерживали поставки древесины, парусины, смолы и пакли, без которых работы на верфях стопорились и о расширении торговли с заморскими северными соседями оставалось только мечтать…

В дверь громко постучали, и возникший на пороге Горд ас коротко доложил:

— Тебя желает видеть У руб.

— Пусть войдет, — нетерпеливо разрешил Таанрет, вот уже вторые сутки ожидавший известий от Ильяс, которая никак не могла разродиться и хоть чем-то его утешить.

— Господин мой, супруга твоя родила двойню. Оба мальчики, крепкие и здоровые.

Уруб сделал оберегающий от сглаза знак, и Таанрет непроизвольно повторил его движение. Затем до него дошел смысл сказанного, и брови его сошлись в прямую линию, а пальцы сжались в кулаки.

— Двойню? Эт-того только не хватало! О, Хаг-Хагор тебя забери!.. — Таанрет осекся и, взяв себя в руки, на полтона ниже спросил: — Как Ильяс? Могу я ее видеть?

— Роды прошли успешно, — неопределенно пожал плечами маленький лекарь, сбежавший из «Мраморного логова» и объявившийся во дворце после того, как по столице поползли слухи о том, что Ильяс вот-вот должна родить. — Сейчас она спит, и, полагаю, жизни и здоровью ее ничто не угрожает.

«Ничто, кроме подсылов Кешо! — мысленно уточнил Таанрет и отворотился к окну, дабы скрыть исказившую его лицо судорогу. — О Великий Дух, да что же это за напасть?! Что же это за наказание такое?! Пусть мальчик, пусть девочка, все едино, но близнецы? Неужто Боги не могли уберечь меня хотя бы от этого?!.»