Книга Спутники Волкодава. Ветер удачи - Павел Молитвин

Молодая женщина замедлила шаги подле клумбы с «золотыми шарами», напомнившими ей цвет Эвриховой шевелюры, и нежно погладила себя по животу. Нынешним утром едва ли не впервые к ее гордости за арранта не примешивались ни раздражение, ни досада. Глупо ожидать, что на кипарисе будут произрастать бананы, а на финиковой пальме — апельсины. Жаль только, что поняла это она слишком поздно и немало крови испортила себе и своему возлюбленному в неуемном стремлении сделать из него «настоящего оксара», достойного ее любви и уважения. Наивная, она, сама того не сознавая, пыталась превратить редкий драгоценный камень в пеструю гальку, полагая, будто слишком уж ярко он блестит и слишком непохож на все то, что она привыкла видеть вокруг себя с раннего детства.

Сравнение это вернуло ее мысли к минувшей ночи, к тому моменту, когда Эврих сказал, что хочет подарить ей весьма необычный наряд, и, расстегнув потертую кожаную сумку, высыпал из нее на темно-вишневое покрывало груду сверкающих драгоценностей. И, сопровождая свои действия поцелуями и ласковыми прикосновениями, принялся наряжать обнаженную во время любовной игры женщину, оплетая бусами и ожерельями шею, талию и бедра, надевая всевозможных форм и размеров браслеты на предплечья, запястья и щиколотки, уснащая перстнями и кольцами пальцы рук и ног, вплетая в распущенную гриву черных шелковистых волос броши и амулеты, которыми украшали себя все без исключения жительницы Мавуно, от форани до селянок и самых распоследних рабынь.

Это было так неожиданно, странно и волнующе, что Нжери, забыв о недавних слезах и неизбывном своем горе, невольно включилась в предложенную ей игру. Вертясь перед начищенными до блеска бронзовыми и серебряными зеркалами, она принимала всевозможные позы, долженствовавшие оттенить прелесть нового «наряда», требовавшего, разумеется, доводки и доработок, потешить ее саму и щедрого и изобретательного дарителя. А потом кружилась в медленном, только что изобретенном ею танце, во время которого крохотные серебряные стерженьки, подвешенные к браслетам вместо колокольчиков, мелодично позвякивали и позванивали, и звук, издаваемый ими, сливался в незатейливую, но милую мелодию…

О том, откуда взялись у арранта медовые топазы, дымчатые опалы, зоревые сердолики, пронзительно синие, как вечернее небо, сапфиры, гирлянды жемчужин, словно светившихся изнутри на фоне черной кожи, и похожие на застывшие капельки крови нити коралловых бус, она задумалась, лишь когда они рухнули на широкую постель, дабы дать отдых утомленным любовью телам. Кое-что из всего этого великолепия, она догадалась об этом сразу же, было подарками либо платой Небожителей искусному лекарю за оказанные услуги, но остальное, безусловно, было приобретено им самим специально для нее. Для этой их последней ночи. Многие поделки, будучи очаровательными, стоили сущие пустяки — например, нитки мелких ракушек, ярко раскрашенных или же оставленных в своем первозданном виде, — однако, прикинув, во сколько обошлась Эвриху вся эта безумная затея, Нжери поняла, что ее возлюбленный покинет «Мраморное логово» без своих бесценных тюков, выкупить которые у Газахлара он, видимо, даже не пробовал…

— Госпожа, посланец Амаши ждет, и лучше бы тебе не испытывать его терпения. Он и так будет раздосадован, не застав Газахлара дома, — напомнила служанка, и молодая женщина, подавив вздох, продолжала свой путь к фонтану, в котором они с Эврихом так любили плескаться теплыми лунными ночами.

Интересно, позволил бы себе подобное безобразие мифический избранник — «настоящий оксар», о котором она так часто мечтала до того, как судьба привела в «Мраморное логово» золотоволосого арранта? И захочется ли ей теперь разделить ложе с героем прежних грез, ежели Великому Духу угодно будет свести ее с ним? Или же в каждом мужчине она будет искать сходства с Эврихом, столь не подходящим на роль супруга или даже возлюбленного чтущей традиции, благовоспитанной форани и столь многое значившим для нее последние полгода?

Бросив в лицо несколько пригоршней прохладной воды, Нжери заставила себя задуматься о делах насущных. Появление посланца Душегуба скорее всего означало, что Эврих с Газахларом были правы и Кешо в самом деле понадобился личный врачеватель. И, стало быть, Амаша пожелает видеть его во дворце. Но, коль скоро аррант ожидал от этого приглашения одних неприятностей, он не слишком расстроится, узнав, что Душегубов гонец припозднился застать его в «Мраморном логове». И все же Эвриха следовало предупредить о появлении посланца, ведь Амаша может отправить его вдогон Газахларову поезду…

— Позови ко мне Нгорро, — произнесла Нжери после недолгих размышлений.

— Как, ты желаешь говорить с ним прежде, чем с посланцем Амаши? — удивилась служанка.

— Делай что тебе говорят! — нетерпеливо прикрикнула на нее форани. — Да позаботься о том, чтобы после разговора со мной Нгорро получил на конюшне лучшую из оставшихся лошадей и мог незаметно выбраться из особняка на Верхнюю дорогу.

Проводив взглядом бросившуюся исполнять ее поручение служанку, Нжери припомнила выражение некоего мудреца, имя коего начисто выветрилось из памяти: «Если мужчина хочет иметь умных сыновей, он должен жениться на умной женщине». Покрутив его так и этак, она пришла к выводу, что изречение сие, без особого ущерба для смысла, можно перефразировать следующим образом: «Если женщина хочет иметь красивого и умного ребенка, то избранник ее должен быть недурен собой и отнюдь не глуп».

— Да-да, неглуп, очарователен и удачлив… — пробормотала Нжери, оглаживая свой пока еще плоский живот и пытаясь представить, на кого будет похож ее сын. Или дочь. Но толком ничего представить не смогла и, обратившись к Великому Духу, тихо попросила: — Пусть дитя будет зеленоглазым и золотоволосым, как мой ненаглядный аррант…

Глава восьмая. Рождение императора

707-й год от основания Города Тысячи Храмов.

1-й год правления императора Кешо

Поднявшаяся из глубины чрева волна боли захлестнула Ильяс, и она жалобно застонала, с ненавистью вперив взгляд в идущий по верху стен голубой узор. Прежде она как-то не замечала этот монотонный рисунок, называемый, кажется, меандром, но теперь вид этих граненых волн прямо-таки бесил ее, доводил до остервенения, ибо они мерещились ей, даже если форани крепко-накрепко зажмуривала глаза. Когда все это кончится, она первым делом велит замазать гадкий фриз, ибо он всегда, всегда будет напоминать ей о перенесенной пытке…

— А-а-а!..

— Тужься, милая, тужься! — усталым голосом проворковала Мутамак, ободряюще стискивая влажные от пота пальцы госпожи.

— Я больше не могу! Он разрывает меня на части!

— Можешь, милая, можешь. Мне тоже, когда я рожала, казалось, что я вот-вот распрощаюсь с жизнью, но, как видишь, жива, здорова и произвела на свет трех девчонок, — ободряюще бормотала Мутамак, такая же потная и тяжело дышащая, как Ильяс.

— Тебе было легче! Будь я такой же слонихой!.. А-а-а!..

— Все будет хорошо. Воды отошли, теперь уже совсем скоро ты разрешишься маленьким хорошеньким ребеночком, — попытался в свой черед утешить молодую женщину Уруб.