Книга Господин Малоссен - Даниэль Пеннак

– Страшная смерть, как и та, что досталась господину Сент-Иверу, бывшему директору Шампронской тюрьмы, первому возлюбленному Клары…

Многоточие…

– Опасно любить кого-либо из близких господина Малоссена.

Точка.

Мэтр Бронлар по-настоящему пустился в сожаления относительно молодости моего защитника.

– Мой юный коллега стойко сражается, защищая того, кто защите и не подлежит. И это, господа присяжные заседатели, это воплощенная честь нашей профессии.

Да, мэтр Бронлар защищает моего защитника.

Мэтр Бронлар нацелился на моего адвоката.

Он обращается именно к нему.

И только к нему.

Он ему объясняет.

Спокойно.

Без эффектных взмахов рукавами.

Подставив красивый профиль умному взгляду телекамеры.

Да, он добился разрешения снимать мой процесс, этот мэтр Бронлар!

Отсюда и особое внимание к спецэффектам.

Он знает, что камера подчеркивает движения и слова.

Никаких лишних жестов.

Никаких лишних слов.

– Нет, Малоссен отправился в Веркор не за тем, чтобы отомстить за своего не родившегося ребенка. И вам, к несчастью, придется защищать вовсе не убитого горем отца…

Мой адвокат слушает во все свои пылающие уши, и скамья в зале суда превращается в школьную скамью, и голос мэтра Бронлара нудит по-учительски.

– Вам следует понять одну простую вещь: ваш подзащитный не случайный убийца. Он не импульсивен, не, тем более, сентиментален. Какой отец отправится объезжать винные погреба, потеряв своего ребенка? Нет, ваш клиент – убийца, спокойный и хладнокровный, который уже много лет назад открыл дверь преступности, сделав единственный трудный шаг – первый. Но едва он переступил этот порог, как им овладело одно лишь стремление. Просто так убивают в первый раз. Дальше убивают уже из выгоды. А в этом случае, дорогой коллега, предметом его вожделения стал предмет всеобщей зависти, фильм… фильм, который станет событием века! И который влюбленный студент пытался уберечь от чьих бы то ни было посягательств.

Молчание.

– Студент поплатился за это жизнью.

Молчание.

– Он был ненамного младше вас, мэтр…

Какая жалость в глазах мэтра Бронлара, нависшего над моим желторотым защитником!

– Ваш клиент… – шепчет он.

Он подыскивает слова, он размышляет. Он шепчет в черный микрофон, совершенно невидимый в черноте его мантии:

– Ваш клиент – истребитель жизни.

Крупный план «истребителя жизни», который не может оторвать глаз от монитора. Я впервые вижу себя в телевизоре. Это я, там, как раз напротив меня. По бокам – два жандарма глядят прямо перед собой, затем – наезд камеры, и я один, на переднем плане – и еще раз! – опять я, крупным планом, теряюсь в собственном изображении.

– Истребитель жизни, которому не противно собственное лицо, – заключает мэтр Бронлар.

Эта коротенькая фраза довольно долго пробирается сквозь мое оцепенение, прежде чем взорваться у меня в мозгу. Когда я вновь поднимаю голову, они все внимательно смотрят на меня. Смотрят, как я смотрю на себя.

* * *

Какая железная логика заключена в подходе честных людей к преступнику!

Как точно они подгоняют вам ваше детство, характер, мотивы, предумышленность, примененные средства и орудие, собственно убийство и поведение после преступления… Все встает на свои места! Штыри в пазы! Все «приобретает смысл»… и слова, и молчание…

Им не правда нужна, нет, а связность.

Судебная ошибка – это всегда шедевр последовательности.

И вы еще хотите, чтобы я пересказывал вам свой процесс?

* * *

Мэтр Рабютен оказался самым строгим. Он взывал к памяти Маттиаса. Но начал он с меня. Вот такой синтез. Он обратился к судьям.

– Как и вы, господа присяжные заседатели, я очень внимательно выслушал речь моих выдающихся коллег. И я сделал вывод, который не должен вас удивить.

Мэтр Рабютен… Я никогда еще не видел такого прямого человека. В буквальном смысле. Лицо продолжает вертикаль тела. Две ровные морщинки отвесно спадают в безупречные складки его тоги. Сама совесть, ни больше ни меньше.

– Этот человек…

Он достает меня перпендикуляром взгляда.

– Этот человек – человек.

Таков его вывод.

– Просто-напросто человек, такой же, как вы или я.

Развивает мысль.

– Сегодня здоров, а завтра – в больнице, где ему делают пересадку, что с каждым может случиться, и травмируют, что тоже происходит нередко; человек со вкусом, выбирающий лучшие вина; и одновременно самый обыкновенный человек, которого увлекает собственное изображение на экране; человек влюбленный, который не захотел открыть полиции, где скрывается его подружка, – разве не поступили бы мы точно так же на его месте? – но прежде всего это человек, который готовился стать отцом…

Пауза.

– Прерванное отцовство.

Обводит широким взглядом панораму присяжных.

– Может быть, и среди вас, господа присяжные заседатели, найдутся такие, кому довелось испытать эту боль?

Двое из них инстинктивно поднимают руку, но тут же опускают.

– Ужасно, не правда ли?

Какая тишина воцаряется в зале суда, где каждый пытается прочувствовать глубину этого несчастья!

– А теперь представьте, что у вас силой вырвали эту жизнь.

Всеобщее возмущение. Раго вдруг вскакивает со скамьи, Бронлар вытягивается, насторожившись, Жервье застыл, выпучив очки, готовый в любую секунду наброситься, как кобра, и мой желторотый защитник, как болванчик, закивал головой, удивленный нежданной поддержкой.

Потому что именно это как раз и происходит.

Чудо.

Изменение союзнических отношений.

Блюхер приходит на помощь Груши.[34]

Рабютен, отстаивающий в суде мое несчастье.

Он продолжает, мечтательно:

– Да, мы бы стали мстить… все, сколько нас ни есть сейчас в этом зале.

На этот раз мэтр Раго выскакивает на арену. Но Рабютен пригвождает его на месте.

– Особенно вы, мэтр, вы ведь столь часто выступали за такое поведение! Ничего удивительного, что обвиняемый оказался одним из ваших адептов! В конце концов, он же человек, самый настоящий! Ну, превысил самооборону! Законная месть, которую осуждает законность! Это ваши собственные термины, почтеннейший. Я лишь следую за вами по вашему семантическому полю… которое всецело покрывает пространство ваших принципов!