Книга Господин Малоссен - Даниэль Пеннак

– Словом, человек-растение, – продолжает так же задумчиво мэтр Раго.

И затем, обращаясь к суду, говорит:

– Уважаемые господа присяжные заседатели, большинство из вас, как и я, простые городские жители… мы не ботаники, не садоводы…

Это правда: серые асфальтовые лица, недалекие взгляды с невысоких балконов.

– И так же, как я, вы не очень сведущи во всех этих прививках, привоях, черенках, побегах, отростках и прочем селекционном материале… мы не умеем ни черенковать, ни отсаживать отводки, ни вегетативно размножать… но кое-что мы с вами понимаем в этом деле, господа, одно-единственное…

Все двенадцать навострили уши, с жадностью ловя, что же такое они знают.

– …Это то, что на грушевых деревьях не растут фиги! И что собаки не котятся! Даже если их прививать друг другу!

Орет мэтр Раго. (И на этот раз орет по-настоящему.)

– И секрет этого удавшегося гибрида (он тычет в меня пальцем) в том, что сердце убийцы привили душе преступника!

Резкое пробуждение моей защиты.

– Убийца, до мозга костей! – наяривает мэтр Раго. – И далеко не новичок к тому моменту, когда он решил спалить живьем несчастных обитателей этого мирного альпийского домика!

Моя защита срывается:

– Я… Мы… Что за намеки!..

– Семнадцать! – распаляется мэтр Раго. – Семнадцать намеков на семнадцать убийств! Бомбы, ножи, шприцы, револьверы испробованы им еще до расправы над лоссанскими жертвами! Не говоря уже об этих несчастных девушках, зарезанных неизвестно по чьему заказу…

– Это неправда!

(Клянусь, мой адвокат так и выкрикнул: «Это неправда!» Моя защита заметила, что это была «неправда!» Единственный аргумент: «Это неправда!»)

Сам мэтр Раго был этим искренне раздосадован.

* * *

Нет, нет и нет, о собственном процессе не говорят. Кто же станет рассказывать о своей агонии? Просто, два-три впечатления, по ходу дела. На бесконечных заседаниях суда сознание постепенно притупляется, ты чувствуешь, как твоя невиновность убывает, как жизнь самоубийцы в горячей воде ванны. Ты смутно ощущаешь эту потерю… что-то вроде усталости, спокойной нечувствительности к разнообразию, многочисленности и изощренности ударов, наносимых стороной противника.

Я все еще слышу первый вопрос мэтра Жервье. С места в карьер начинает с гурманства:

– Как вы находите вино Иранси, господин Малоссен?

И я отвечаю, словно меня спрашивает Жюли, не без удивления отмечая, что еще что-то помню:

– Превосходное, особенно урожай шестьдесят первого!

– Я точно такого же мнения, исключительный был год для этого сорта. А шабли, господин Малоссен? Как вам вкус шабли?

– Камень и сено пополам.

– Сорт?

– Шардоне.

– Первый урожай?

– «Склоны Тоннера», 1976.

Мэтр Жервье одобрительно кивает. Задавая следующий вопрос, он уже одаривает меня взглядом сотрапезника:

– Что вы можете поведать нам о вине под вуалью?

– Вино под вуалью?

– Желтое вино, если вам так больше нравится.

– Ах да…

Я старательно вспоминаю то, что рассказывала мне Жюли об этом янтаре виноградников Юры.

– Название сорта, для начала.

– Кажется, саваньен.

– Точно. Можете вы сказать нам пару слов о секрете его приготовления?

Могу. Раз уж вы меня спрашиваете, отчего бы не ответить.

– Виноград собирают поздно… укладывают в дубовые бочки из-под вина… оставляют бродить пять-шесть лет… отчего на поверхности образуется дрожжевая пленка.

– Прекрасно, отсюда и его название: вино под вуалью. А как на вкус? Приятное?

– Зеленый грецкий орех, лесной орех, жженый миндаль… да, приятное.

Мэтр Жервье расплывается в широкой улыбке.

– Нам нравятся одни и те же вина, господин Малоссен.

Затем он обращается к суду:

– Так и бывает в жизни, господа. Адвокат и обвиняемый могут иметь одинаковые вкусы. Стоит копнуть глубже, думаю, мы обнаружим еще немало общих для нас с господином Малоссеном черт… Может быть, нам нравятся одни и те же книги или музыка… Вот почему…

На секунду он умолкает, задумавшись.

– …Вот почему убийцы безлики.

Еще несколько секунд размышления.

– Или же лицо убийцы похоже на ваше, на мое, на лицо любого, кого ни возьми.

Потом оборачивается ко мне:

– И еще одно, господин Малоссен. Давно ли вы приобрели столь изумительные познания в виноделии?

Я мгновенно понял смысл этого вопроса. Мое сердце должно было бы съежиться от страха, но внутри меня спокойно улыбнулась покорность судьбе, и я ответил правду на заданный вопрос.

Мой адвокат чуть со стула не упал.

– Вы что, совсем ненормальный?

(Вот-вот, он уже начинает понимать…)

Мэтр Жервье долго смотрит на меня и наконец говорит:

– Благодарю вас, господин Малоссен.

И обращается к суду, но в тоне его слышится не сытость гурмана, а, так сказать, несварение души:

– Нет, господа, я не представляю здесь интересы какого-нибудь крупного винодела. Нет…

Молчание.

– Я – мертвая студентка.

Он выдавил это из глубины своей утробы, скрываясь за толстыми стеклами очков, – «я мертвая студентка» — и все ему поверили.

– Студентка, которая работала в июле, чтобы отдохнуть в августе.

Он опять замолчал.

– Скромная студентка, которая как-то вечером, прошлым летом, принесла бутылочку старого доброго кларета в номер одной парочке больших знатоков по части вин, знаменитых и не очень.

Молчание.

– Двадцать пять погребов посетили они, совершая эту увеселительную прогулку, следуя своим преступным путем… памятное паломничество, господа присяжные заседатели… шестьдесят четыре сорта отличнейших вин неспешно продегустировали они, прежде чем превратить эту юную студентку – которая лишь хотела жить, жить в чистоте и в любви – в мертвую студентку.

И наконец, последний вопрос:

– Как вам нравится старый добрый кларет, господин Малоссен?

* * *

– Надо сказать, у моего юного коллеги нелегкая задача…

Мэтр Бронлар встряхивает блестящей каской черных волос с серебряными отливами. Как и мэтр Жервье, мэтр Бронлар воскрешает память очередного студента. Память этого несчастного Клемана, почти ребенка, которого я спустил с вершины утеса в гробу на четырех колесах.