Книга Хорош в постели - Дженнифер Уайнер

Моя мать и Люси выгрузили чемоданы из багажника, вместе со мной пошли к моему дому. Люси несла чемоданы, мать шагала чуть сзади меня, Таня тащилась в арьергарде. Мышцы ног стали дряблыми. Болели швы, ныла лодыжка в гипсовом «сапожке». Как выяснилось, лодыжку я только потянула, но никто не удосужился в первые несколько дней посмотреть мою ногу. Травма усугубилась, отсюда и съемный гипс на шесть недель, правда, только для ходьбы. Ерунда, конечно, в сравнении со всем остальным.

Я порылась в сумочке. Мой бумажник, пачка жевательной резинки, помада, книжица спичек из «Звездного бара» выглядели словно реликвии из другой жизни. Я доставала ключи, когда Люси вставила свой ключ в замок двери первого этажа.

– Я здесь не живу, – повернулась к ней я.

– Теперь живешь. – Люси ослепительно улыбнулась. Так же, как мать и Таня.

Я переступила через порог, «сапожок» стукнулся о паркетный пол. Я сделала шаг вперед, огляделась.

Квартира, точная копия моей на третьем этаже, с мебелью из темного дерева, сантехникой и кухонными принадлежностями конца семидесятых годов, радикальным образом трансформировалась.

Солнечный свет струился в окна, которых раньше не было, отражался от чистого, натертого кленового паркета, хотя, когда я в последний раз видела эту квартиру, никакого кленового паркета не было и в помине.

Я прошла на кухню, двигалась медленно, словно воздух обрел плотность воды. Новые буфеты цвета гречишного меда. В гостиной – новый диван и кресла, удобные, обтянутые желтой джинсой, красивые и прочные. Я вспомнила, что как-то показывала точно такие же Макси в одном из глянцевых журналов. На полу лежал ковер, выдержанный в сине-золотых тонах. Я увидела телевизор с плоским экраном и стереосистему последней модели. На полках стояли новенькие книжки для младенцев.

Люси аж подпрыгивала от радости.

– Можешь ты в это поверить, Кэнни? Это потрясающе!

– Просто не знаю, что и сказать. – Я двинулась в коридор. Ванную комнату я не узнала. Моющиеся обои эры Картера, отвратительный туалетный столик, дешевые стальные краны, треснувший унитаз – все исчезло. Везде сверкал белый кафель с сине-золотым рисунком. Большая ванна-джакузи, два шланга для душа, на тот случай, если я захочу мыться с партнером. Полки со стеклянными дверцами, свежесрезанные лилии в вазе, стопка толстенных банных полотенец. Миниатюрная белая ванночка для младенца с набором игрушек, маленькие губки в форме животных, выводок резиновых уточек.

– Ты еще не видела детскую! – воскликнула Люси.

Меня встретили лимонно-желтые стены, точь-в-точь такого же цвета, что наверху, и я узнала детскую кроватку, собранную доктором К. В остальном мебель была новой. Столик для пеленания, комод, кресло-качалка белого дерева. «Антиквариат», – прошептала Таня, проведя большим пальцем по белой, чуть отливающей в розовизну краске. Стены украшали картины: русалка, плавающая в океане, парусник, марширующие слоны. Угол комнаты занимала небольшая секция магазина детских игрушек. Некоторые я видела впервые в жизни. Наборы кубиков. Погремушки. Мячи. Игрушки, которые разговаривали, лаяли, пищали, когда их сжимали или дергали за ниточку. Та самая лошадка-качалка, которой я двумя месяцами раньше восхищалась в магазине в Санта-Монике. Все, о чем только можно мечтать.

Я опустилась в желтое кресло под свисающим с потолка мобилем из звезд, облаков и полумесяцев, рядом с трехфутовым плюшевым медведем.

– Это еще не все, – сказала Люси.

– Ты не поверишь, – добавила мать.

Я пошла в спальню. Королевская кровать под пологом, какие-то фантастические простыни в желто-белую полоску с розовыми цветами.

– Из особого тонковолокнистого хлопка, – похвалилась Люси, обратила мое внимание на подушки, на ковер ручной работы (желтый, с розовыми цветами по периметру) на полу, на другую антикварную, белую с розовизной мебель, комод с девятью ящиками прикроватный столик, на вазу с цветами. – Открой жалюзи, – предложила Люси.

Я открыла. Перед окном спальни появилась веранда с большим керамическим горшком, в котором цвела герань, скамейками, столиком и газовым грилем размером с фольксвагеновского «жука» в углу.

Я села, вернее, плюхнулась, так как нога не держали, на кровать. На подушке лежала визитная карточка, какие обычно присылают с букетом цветов. «Добро пожаловать домой», – прочитала я на одной стороне. «От твоих друзей» – на другой.

Моя мать, Таня и Люси стояли рядком, наблюдая за мной, дожидаясь одобрительных комментариев.

– Кто... – начала я. – Как...

– Твои друзья, – нетерпеливо ответила Люси.

– Макси?

Все трое хитро переглянулись.

– Да перестаньте. Нет у меня других друзей, которые могли бы такое себе позволить.

– Мы не могли ее остановить, – ответила Люси.

– Это правда, Кэнни, – добавила моя мать. – Ответа «нет» она не признавала. Она знает всех подрядчиков, наняла декоратора, чтобы найти все эти вещи. Люди работали круглосуточно...

– Мои соседи скажут мне спасибо, – усмехнулась я.

– Тебе нравится? – спросила Люси.

– Это... – Я подняла руки и уронила их на колени. Сердце билось часто-часто, загоняя боль в каждую клеточку моего тела. Я искала нужное слово. – Это фантастика, – наконец закончила я фразу.

– Так что будем делать? – спросила Люси. – Можем пообедать в ресторане «У Дмитрия»...

– В «Ритце» документальный фильм про лесбиянок, – проскрипела Таня.

– Может, заглянем в магазин? – предложила мать. – Давай купим продукты, раз мы здесь и можем все принести.

Я встала.

– Думаю, я хотела бы пройтись.

Моя мать, Таня и Люси уставились на меня.

– Пройтись? – повторила мать.

– Кэнни, – указала сестра, – у тебя же нога в гипсе.

– Этот «сапожок» для ходьбы, не так ли? – фыркнула я. – Вот я и хочу пройтись.

Я стояла на ногах. Хотела наслаждаться всем этим. Хотела чувствовать себя счастливой. Меня окружали люди, которых я любила. Теперь я жила в прекрасной квартире. Но на эту квартиру я смотрела как будто сквозь грязное стекло, а простыни из лучшего хлопка и роскошные ковры ощупывала словно в толстых резиновых перчатках. Причину я знала: Джой, вернее, ее отсутствие. «Это не мой дом, пока здесь нет Джой, – подумала я, и внезапно меня охватила ярость, пальцы сжались в кулаки, хотелось рвать и метать. – Брюс, – думала я, – Брюс и его гребаная Толкалыцица. Это мог бы быть мой триумф, черт побери, но как я могу радоваться, когда Джой все еще в больнице, и попала она туда стараниями Брюса и его новой подруги!»

– Хорошо, – нарушила долгую паузу моя мать. – Тогда мы прогуляемся.

– Нет, – ответила я. – Я хочу побыть одна.

На их лицах отразилось недоумение, даже тревога, но они направились к двери.