Книга Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола. 1962-1987 - Энди Уорхол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бухло Ранние – более прямые и резкие, чем его позднее творчество, оно в некотором роде эстетизированное.
Уорхол Из ранних я видел… кажется, это был автомобиль. Какой это был автомобиль – полицейский фургон?
Бухло Он положил под автомобиль, под белый «эм-джи», пакет динамита и взорвал. Один коллекционер из Дюссельдорфа, работавший в рекламе, дал ему заказ на работу. Арман сказал: «Хорошо, Чарльз Уилп, дайте мне ваш белый “эм-джи”» – и взорвал его. Это называется «Белая орхидея». Замечательная вещь.
Уорхол Но его теперешние работы совершенно замечательны.
Бухло Мне было бы интересно обсудить, как вы восприняли дальнейшие события шестидесятых годов – взлет минимализма и концептуализма, до того как в начале восьмидесятых все эти идеи претерпели довольно стремительную инверсию. Есть ли у вас какие-то особые связи с художниками, которые вышли из концептуализма? Следили ли вы за этой проблематикой? Художники, которые сейчас работают методами, далекими от живописи… они интересны вам не меньше, чем живописцы?
Уорхол Да, но их немного. Сейчас почему-то стало [меньше] художников-концептуалистов.
Бухло Но во времена, когда создавались произведения школы концептуализма – например, вещи Лоренса Вейнера, – вам они были интересны?
Уорхол Да, они были замечательные. Но они же до сих пор работают, верно? Они делают то же самое?
Бухло Да, они до сих пор работают; продолжают развивать эти подходы. По-моему, в публичных высказываниях вы ратуете за живопись более энергично, чем за все остальное.
Уорхол О нет. Я обожаю эти работы. Они все замечательные.
Бухло Значит, вы не воспринимаете нынешнюю живопись как нечто, идущее вразрез с вашим собственным творчеством.
Уорхол Нынче, когда столько галерей и всякого такого, можно быть кем угодно. Это больше ничего не значит; у каждого человека есть вкус или типа того. Галерей так много. Каждый день открывается какая-нибудь новая, так что есть место всем. Поразительно, что ты можешь относиться к любой категории, и все категории одинаково хороши и стоят одинаково дорого.
Бухло Значит, вы больше не придаете особого значения какому-либо конкретному принципу? В шестидесятых к искусству прилагалась мощная система убеждений.
Уорхол В шестидесятых все так быстро менялось. Сначала был поп-арт, потом ему стали давать разные другие имена – например, концептуализм. Так создавалось видимость, что это современное искусство или типа того, поскольку оно очень быстро менялось, и я не знаю, был ли поп-арт частью всего этого, а может, он был чем-то еще, ведь все случилось очень быстро.
Бухло Но вот, например, проблема подлинника. Кто такой художник – автор, изобретатель либо изготовитель ценных вещей? В шестидесятых представление о художнике подверглось серьезной критике. В этих дебатах вы всегда были центральной фигурой или, как минимум, воспринимались как центральная фигура, как художник, критиковавший это понятие, совсем как до вас критиковал Дюшан. А теперь все стало наоборот, теперь, похоже, этот вопрос вообще перестали ставить.
Уорхол Мне определенно хотелось бы думать, что я мог бы работать только определенным образом. Но вообще-то можно думать одно, а поступать по-другому: думаешь, что ты не станешь пить, но напиваешься, как-то так. А потом я слышу, что какой-то мальчик только что смастерил рисовальную машину, и начинаю фантазировать, что это была бы замечательная машина. Но, знаете ли, такую штуку давным-давно сделал Тэнгли.
Бухло Да, в конце пятидесятых, на пике ташизма[171], когда ташизм довели до полного абсурда.
Уорхол Я все-таки думаю, что есть другой способ сделать рисовальную машину. Тот мальчик ее сделал, но она разваливается на части. А я серьезно считаю, что можно сделать машину, которая весь день писала бы за тебя картины, и делала бы это очень хорошо, а ты мог бы заняться чем-нибудь еще и при этом производил бы совершенно замечательные полотна. Но это, похоже… Не знаю, сегодня утром я ходил в квартал сумочек, и там люди целый день только и делают, что вручную вставляют стразы в отверстия, это просто потрясающе: они все делают вручную. Если бы это делала какая-то машина, совсем другое дело… А вы ходите в галереи и смотрите все эти новые вещи?
Бухло Да, хожу постоянно и до сих пор никак не пойму, почему все стало наоборот, почему люди вдруг начали снова смотреть на картины, словно бы некоторых событий вообще не было.
Уорхол Это как в шестидесятых, когда мы познакомились с первыми дрэг-квинами: они думали, что делают это первыми. А теперь я прихожу на вечеринки и вижу, что молоденькие ребята сделались дрэг-квинами. Они думают, что больше никто, кроме них самих, не додумался стать дрэг-квинами. Как-то это странно. Словно они изобрели нечто и оно снова оказалось новинкой, вот что по-настоящему увлекательно.
Бухло Значит, ваша телепередача и ваши картины – в каком-то смысле крайние, противоположные друг другу полюса вашей деятельности как художника?
Уорхол Да, мы пытаемся заниматься тем и другим сразу, но по-настоящему меня увлекает живопись. Не знаю, я просто действительно восхищаюсь тем, как развиваются все эти молодые ребята типа Кита Харинга, и Жан-Мишеля [Баския], и Кенни Шарфа. Итальянцы и немцы очень даже неплохие ребята, французы немного пожиже. Но то, что вы говорили об Иве Кляйне, и всякое такое… И все же у французов есть один по-настоящему хороший художник. Я хочу сказать, мой любимый художник – последний большой парижский художник. Как там его зовут?
Бухло Живописец?
Уорхол Да, последний знаменитый художник. Бюффе.
Бухло В любом случае, ему, наверное, подражают многие новые художники.
Уорхол Ну-у, не знаю, не вижу ни малейшей разницы между ним и Джакометти. В какой-то момент люди сочли, что это коммерческое искусство или вроде того. Но он по-прежнему работает, а я по-прежнему смотрю его работы; а цена на них держится прежняя – от двадцати до тридцати тысяч долларов. Он мог бы все равно оставаться на вершине. Работы у него хорошие, техника у него очень хорошая, он ничем не хуже того другого француза – Дюбюффе, который умер пару дней назад. Как вы думаете, в чем загвоздка? По-вашему, его работы недостаточно хороши?
Гай Райт и Гленн Суокко
1985
AmigaWorld. Январь – февраль 1986 года
