Книга Ироническая трилогия - Леонид Зорин

* * *

Разницу между «быть» и «стать» точнее всех определил Фихте: «Быть свободным – ничто, стать свободным – это небо».

* * *

Герцог Медичи точно выразил несентиментальность: «Нет такой заповеди, чтобы прощать нашим друзьям».

* * *

Оптический обман воспоминаний способствует смягчению нравов и размягчению мозгов.

* * *

– Литература и цензура – две вещи несовместные.

– Но ведь внутренняя, твоя собственная цензура необходима.

– Нет. Должна быть не внутренняя цензура, а внутренняя культура.

* * *

Чаадаев мыслил жестко: «Мы принадлежим к тем… которые не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру». Ильин выразился мягче: «История России есть история страданий и скорби».

* * *

Непогрешимый Перикл нашел истинное счастье во грехе с Асиазией.

* * *

Когда хотят облагородить хамство, его называют искренностью.

* * *

– Потом будет видно, какой ты есть, – хозяин тайги, человек-мажор, индиго или дырка от бублика.

* * *

Принадлежу не племени, а роду. Род человеческий имею я в виду.

* * *

– И вот представьте, дверь отворяется и входит такой синеглазый вятич. Русый волос, румянец по всей щеке – просто герой родной словесности, истинная мечта патриотки.

* * *

Литература в одиночке.

Тюремные скупые строчки.

* * *

Сатирический реквием на поминках отечества.

* * *

Если задуматься, то ирония и есть та последняя соломинка, за которую держится утопающий.

Хотите, чтоб я сказал торжественней? Последняя линия обороны.

* * *

Суслов сказал Василию Гроссману, что его роман «Жизнь и судьба» можно будет издать через двести лет. Что он вкладывал в эти свои слова? Так как партия утверждала, что ведет Россию не назад, а вперед, из этого следует, что роман Гроссмана найдет свое место в разумном обществе, а сегодняшнее никак не подходит под такое определение.

* * *

И вновь: «Voluntas superior est intellectu» (Воля превыше разума.) Не вчера это понято.

* * *

Мальчики не могут привыкнуть к тому, что они уже старики. Старцы до сей поры удивляются тому, что они остались мальчиками. Люди до самой своей кончины старательно играют во взрослых. Никто не может, не смеет привыкнуть к реальности, не хотят, не желают, бесплодно отказываются стареть. Никто не способен на смирение, не постигает природы вещей, не принимает движения времени, неоспоримых правил игры. Суть человеческой трагедии в несоответствии Воплощения Замыслу. В недостижимости образца. В безвариантности финала. Мертвые знают конечную истину, памятники продолжают спор.

Александр Сергеевич тяготился своим громадным мятежным умом. Исходным звериным чутьем понимал, что поэзия должна быть глуповата. Конечный вывод мудрости земной у автора «Фауста» убийственно плоский. Автор обязан сочетать мудрость вершины и силу почвы. Чувство без чувственности блекнет.

Художество сводит концы и начала, уравновешивает полюса. Сила может обойтись без насилия. Насилию сила необходима. Истина – небу. Правда – земле. Кажется, это Лец заметил: «Безграмотные вынуждены диктовать».

Старость предоставляет всего лишь два варианта ожидания: метафизический покой и обреченное сопротивление. Прислушайтесь к своей первосути и сделайте необходимый выбор.

* * *

Гигантов подводит гигантомания. Горы обычно плодят мышей. «Конечный вывод мудрости земной» так, как он сформулирован в «Фаусте» вызывает неясное, смутное чувство. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой». Что ни говори, а пафос и мудрость не уживаются друг с другом.

* * *

Парадокс не всегда кратчайший путь к истине, зато он всегда привлекает внимание. Поэтому он в такой цене.

* * *

Настоящий мудрец не знает страха. Он обладает достаточным мужеством, чтобы понять, что род человеческий все же не наделен бессмертием. Но жестокая неизбежность не избавляет нас от обязанности прожить отпущенный срок талантливо, смело и, прежде всего, благородно. Это и есть и назначение, и оправдание столь даровитой и столь мятущейся популяции.

* * *

Скандинавы в одиннадцатом веке были свободными людьми. Квислинг при всей поддержке вермахта был обречен на поражение.

* * *

Быть с большинством надежно и трезво. Быть с меньшинством достойно и тяжко.

* * *

Тот, кто выигрывает жизнь, часто проигрывает судьбу.

* * *

Культ величия – религия карликов.

* * *

Не все государственники – карьеристы. Но все карьеристы – государственники.

* * *

У Истории учеников не бывает.

* * *

В иронии – бездна очарования, в трагедии – глубина бездны.

* * *

Mortui vivas docent. Мертвые учат живых. Не случайно учителя переворачиваются в могилах – мы очень плохие ученики.

* * *

Похвальная характеристика: способный муравей.

* * *

Кто знает нынче литературу, звучавшую на языке Гильгамеша?

* * *

Памятники спасителям всегда скромны. Пантеоны и мавзолеи могильщикам всегда величественны.

* * *

В первоистоке творчества всегда есть простодушие. Без него трудно взяться за дело.

* * *

Если государство – театр, репертуар его, безусловно, определяет трагикомедия.

* * *

Словесность должна сохранять лицо даже когда слова обесцвечиваются.

* * *

Знамя, к несчастью, в руках знаменосцев.

* * *

И Ахматова, и Бродский всегда подчеркивали, как первостепенно «величие замысла». Не случайно Мелвилл однажды заметил: «Чтобы создать великую книгу, надо выбрать великую тему».

Все большие писатели честолюбивы. Все ищут спасительную тропу, которая уведет от забвения.

* * *

Время открытых страстей миновало. Теперь их прячут и гримируют. Век философии соразмерности.

* * *

Эпитет двадцать первого века – интеллигибельный. Выразительно. Интеллигент, обреченный на гибель.

* * *

Телефонный диалог.

– Доброе утро.

– Рад вас слышать.

– Не радуйтесь. У меня к вам дело.