Книга Блабериды - Артем Краснов

Борис наверняка знал о моей нелюбви к таким мероприятиям, поэтому наградил поездкой в пятницу утром, когда я уже предвкушал уикэнд. Я хотел психануть, но вместо этого отомстил Борису деланным энтузиазмом.

В награду за мою решительность погода быстро наладилась. С утра свирепый ветер рвал тучи и ронял рекламные вывески, но к полудню, когда мы загрузились в автобус, всё стихло и в решето туч полило солнце. Когда мы приехали на первую точку возле городского парка, воздух пах тёплой землёй, заваренной на пакетиках листвы.

Я вполуха слушал министра и вполглаза наблюдал за детьми в парке. Школьники бегали и кидались тряпкой, а нам полагалось слушать и кивать. А я бы тоже покидался тряпкой. Швырнул бы её без злобы прямо в министра.

Школьные портфели сгрудились около металлической ракеты. Дети ликовали перед выходными. В пятницу нет домашних уроков. Лучше самого счастья — его предвкушение. Лучше предвкушения только вера в то, что счастье бывает вечным. Наиболее смелые уже скинули тёплые куртки и бросили их около портфелей. Сейчас им казалось, что они отпугнули даже зиму, и что за сентябрём наступит сразу май. Все носились, краснощёкие и громкие, кроме одной светлой девочки, которая собирала у ограды листья.

— …применили технологию среднего ремонта с использованием мелкой фракции щебня, которую вы можете видеть на срезе, — говорил министр, держа в руках образец, похожий на кусок пирога. — В таком асфальтобетоне содержание щебня в полтора раза выше. Битум мы используем с добавками, которые предотвращают вытапливание в жаркие летние месяцы.

Мы поехали на следующую точку. Было приятно смотреть на мелькание жёлтого дня в огромном окне. Желтыми были и листья, и стены домов, и даже асфальт, на которые падали желтые блики. Желтый проникал в меня через закрытые веки, мерцал, плавился и растекался мёдом, поглощая голоса пресс-службисток.

Меня разбудил грубый удар в плечо.

— Не спи, замёрзнешь, — бросил оператор неприятным смешком. — На выход.

Мы столпились сразу за автобусом перед большой тёмной заплаткой на проезжей части.

— Для так называемого ямочного ремонта мы применяли технологию литого асфальта… — объяснял министр кусту микрофонов с наклейками местных телеканалов.

Улицу зажимали пятиэтажные дома. Небрежно срезанные деревья напоминали мётлы. На улице было тенисто и холодно. Жёлтый день не решался зайти в этот серый тоннель.

Операторы толкались, чтобы пролезть поближе к министру и запечатлеть его широкие жесты. Прохожие опасливо оглядывались. К одному из фотографов пристала женщина, жалуясь на мусор во дворе за аркой.

— Вот вы зайдите, сфотографируйте, — требовала она. — Раздуло же по всей площадке.

Фотограф улыбался и отнекивался. Он был при исполнении. Когда женщина ушла, он принялся разгонять коллег, чтобы сделать кадр асфальтовой заплатки. Он снимал её так разнообразно и долго, словно готовил фотовыставку.

Позвонила Оля. Тесть приглашал на барбекю. Оля ещё дулась на меня из-за своих фотографий и моей странной реакции, но я согласился на визит к тестю, и голос её потеплел.

Мы сели в автобус и стали возвращаться в центр, где находились две последние точки. Автобус нагрелся, как теплица. Водителя попросили выключить печку. Он отреагировал так, будто его попросили раздеться, долго вздыхал и отнекивался, но потом уступил.

Позвонил Алик и сказал, что читает статью о Филино, тот «розовый вариант», что я отправил ему накануне. По его голосу было понятно, что он ждал чего-то большего. Меня это разозлило и повеселило одновременно. Хочет остроты — пусть пишет свою статью и объясняется потом с капитаном Скрипкой. С меня хватит.

— Эту редакцию одобрили юристы, — ответил я, имея в виду, скорее, внутреннего капитана Скрипку, который писал статью вместе со мной.

— Понятно, — нетерпеливо ответил Алик. — Заголовок поярче надо. Назови как-нибудь… зона отчуждения… мёртвый поселок… путешествие в апокалипсис… Ты же говорил, вы там радиацию намерили?

— Ну как намерили: дозиметру тому лет тридцать, рухлядь, а не дозиметр, — соврал я. — Он в центре города показал 400 микрорентген, так что я про него даже не упоминал. Только панику посеем.

— Блин, жаль, жаль. Короче, приедешь, верстай на понедельник. Фоток побольше. Заголовок нормальный придумай, а не это говно: «Почему болеют в одном из посёлков области…».

На предпоследней остановке я незаметно слинял от журналистов, прошёл тихими улицами, увидел мелькнувшую среди домов вывеску «Вавилон Страхования», миновал аварийный дом на Татищева, добрался до городской администрации и на машине вернулся в редакцию.

Кастрированный «розовый вариант» я верстал без удовольствия, но и без обжигающего стыда. Я залил текст, добавил восемь нейтральных фотографий, выразил благодарность администрации Филино, проверил вёрстку на предпросмотре и поставил дату выхода: 11 сентября, 9.00.

Было ли мне жаль комкать статью, на которую потрачено несколько месяцев? Было или нет, с этим чувством несложно справиться. Меня, как и школьников, ждали хорошие выходные.

Алика и Бориса в офисе не было, поэтому в четыре часа я уехал домой.

* * *

Тесть угадал общее желание продлить этот тёплый день. Его приглашение на барбекю охотно приняли все. Приехала сестра Катя с сыном Андреем, близкие родственники Хватских и другие знакомые тестя. Двор «замка маркиза де Карабаса» был заставлен машинами. Из открытых окон неслась музыка, детские крики и хриплый голос дяди Олега — брата тестя, которого обожала Оля.

Я немного ревновал её к Олегу. Он называл её тёзкой, был великодушен, снисходителен и чуть-чуть ироничен. При моем появлении он порой хитро подмигивал Оле и спрашивал:

— Что, замуж-то когда пойдёшь?

И когда Оля брала меня за руку, дядя Олег смеялся:

— Да это понятно, я имею в виду по-настоящему.

Супруга его, Алевтина, пшикала на дядю Олега. Моя тёща молчаливо одобряла. Иногда на выручку приходил тесть:

— Нормальный парень, — он пихал меня в плечо так, что синяк благодарности ощущался потом ещё дня три. — Журналист отчаянный. Акула пера.

Перед самым закатом воздух прогрелся градусов до двадцати, но как только ушло солнце и вспыхнули границы облаков, стало стремительно холодать, будто отрыли дверцу огромного морозильника.

После бани воздух и вовсе казался обжигающе-ледяным. Я устроился на террасе в кресле-качалке, кинул мокрое полотенце на колени и решил сидеть, пока не высохнут последние капли на плечах. Я планировал замерзнуть до костей, чтобы потом как следует растереться, выпить водки и наесться до отвала выдающихся тестевых шашлыков.

Шашлыки готовились тут же. На другом конце террасы над огромным мангалом с трубой нависала ещё более огромная фигура тестя. Падающий из окна свет хулигански высвечивал его полуспущенные трико, из-под которых проглядывала полоска незагорелой кожи.