Книга Страна восходящего солнца - Денис Журавлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот, в четыре часа утра 29 апреля 1945 года, опрокинув чарку сакэ, которая должна была стать последней, Одзава поднял в воздух старенький самолет. Стартовавший с аэродрома первый пилот успешно взлетел и нашел свою гибель уже у цели. Следующему летчику подняться высоко в воздух было не суждено – старый биплан, не набрав высоты, рухнул на землю. Одзава, прочитав последнюю молитву, начал свой путь в небо. Рядом с ним лежал семейный самурайский меч. Самолет был напичкан бомбами: Осаму было приказано рухнуть на американские корабли, расположенные у побережья Окинавы. Получив приказ отправиться в путь, Одзава с уверенностью впился руками в штурвал. Но, поднимаясь к солнцу, самолет вдруг затрясся и стал падать… Одзава очнулся только двенадцать дней спустя. Вид у него был далеко не самый бравый, а его состояние здоровья оставляло желать лучшего. Пробитое легкое было прооперировано. Хуже дело обстояло с лопнувшей барабанной перепонкой. Врачи констатировали также частичную потерю зрения и многочисленные переломы. Для того чтобы Одзава не нанес вреда себе сам, его привязали к койке. Впочем, потомку древнего рода Такэда не суждено было тогда умереть – он прожил долгую плодотворную жизнь, став одним из лучших каратистов стиля Сётокан.
Читателя, возможно, несколько удивит фраза о том, что Одзава привязали к койке в японском же госпитале, чтобы он не покончил с собой. Такое было вполне возможно – почти все выжившие камикадзэ испытывали колоссальную опустошенность после неудачного вылета, причем это касалось и тех, кто вернулся с задания, не найдя целей. Надо сказать, что и отношение к тем, кто вернулся, было разным, но чаще всего – негативным, от сдержанно-отрицательного до откровенно презрительного, часто совершенно незаслуженных упреков в трусости и глупости.
Лучше всего состояние выживших по этой причине камикадзэ описал лейтенант Нагацука: «Под этими облаками в каждой точке меня ожидала верная смерть, и только облака не дали продолжить наш последний полет. Теперь мне давался шанс. Жить в этом мире дальше. Благодарить ли мне небеса или проклинать их за то, что они прервали мой путь? Будет ли у меня возможность вылететь снова? Я очень хорошо знал, что на нашей базе кончилось горючее, и никто не мог сказать – снабдят ли им нас вообще… Нет, это была моя первая и последняя возможность атаковать. Я оставил базу с твердым намерением пожертвовать своей жизнью. Насколько же постыдным было возвращаться!»
Командир звена скомандовал возвращаться на базу, и Нагацука с неохотой подчинился, хотя всю дорогу домой думал, а не стоило ли оставить товарищей и продолжить полет в одиночку, хотя из-за облачности и сильного дождя шансов найти цель не было. «Как я мог это сделать?… До тех пор пока мне предоставится другой случай вылететь, я буду страдать и от себя самого, и от других. Поскольку я решил пожертвовать своей жизнью, мне следовало идти до конца. Оправдываться тем, что я не мог видеть американские корабли – это просто предлог. Люди скажут, что я предпочел унижение славной смерти. Какой стыд!»
После возвращения на базу именно так и случилось. Командир авиагруппы вызвал к себе Нагацука и прочих оставшихся в живых летчиков и устроил форменный разнос: «Вы – первые летчики отряда специального назначения в нашем подразделении. Шестеро из вас выполнили свой долг до конца, хотя им и не удалось потопить ни одного вражеского корабля [дело в том, что шесть пилотов просто спикировали в воды Японского моря, не желая возвращаться на базу и не подчинившись приказу о возвращении или просто не заметив его – приказ был отдан взмахом руки и крыльев машины командира. Рация была слишком дорогостоящей аппаратурой, не устанавливавшейся не только на самолетах для камикадзэ, но и на других японских истребителях. – Д. Ж.]. Совершенно очевидно, что они были готовы к смерти еще до взлета. Но вы – вы не смогли подготовить себя. И вот, вы вернулись под предлогом плохой по годы. Презренные трусы! Вы никогда не станете истинными офицерами. Вы все еще просто студенты. У нас нет больше топлива, а вы истратили то немногое, что у нас было… Почему вы не смогли умереть достойно?… Стыдитесь! Фактически вы бежали перед лицом врага. Вы обесчестили наше подразделение и деморализовали моих людей… Я сажаю вас под арест и приказываю переписывать священные слова Его Величества вплоть до дальнейших распоряжений [имеется в виду приведенный нами выше «Императорский рескрипт солдатам и матросам» императора Мэйдзи. – Д. Ж.]».
Страдая от чувства стыда и угрызений совести, Нагацука с трудом сумел справиться с таким состоянием. «У меня не было ни малейшего ощущения того, что я чудом избежал смерти. Еще менее ощущал я какую-либо радость от того, что снова нахожусь на базе. С опустошенной душой шел я по тропке, ведущей к подземной казарме. Я не пытался обходить лужи, ступал прямо по ним, не видя, где нахожусь, совершенно рассеянно, не ощущая – иду ли я или шатаюсь, как пьяный. Вокруг простирались кукурузные поля… кукуруза имела право продолжать расти, по крайней мере до осени, тогда как мое существование было незаслуженным и временным… Мой меч, конверт с моим завещанием – все лежало на моей койке. Я написал тогда «погибший капитан Нагацука» [Нагацука заранее «произвел себя» в капитаны, повысив в завании на две ступени, что обычно и происходило в таком случае. – Д. Ж.]. Теперь этот кусок бумаги наполнил меня отвращением, он бросал мне вызов, он оскорблял меня. В ярости я схватил конверт и разорвал на мелкие куски. Затем я сбросил все с койки. Никто не посмел сказать ни слова. Даже лейтенант Танака, всегда болтавший не переставая, молчал. Все мы были раздавлены стыдом, мучимы угрызениями совести. Вытянувшись на койке, я постарался заснуть, но не мог. Состояние возбуждения сменилось огромной физической и духовной усталостью».
Вскоре американское авиасоединение было отведено из вод вокруг Окинавы, и Нагацука так и не получил шанса на второй вылет. Он пережил войну, написал свои уникальные мемуары, но, похоже, так до конца и не избавился от чувства неудовлетворенности тем, что все его «попытки получить возможность умереть как патриот закончились неудачей». Из приведеного выше отрывка видно, что мнение о том, что нередко кадровые офицеры в душе считали вчерашних студентов-камикадзэ ненадежными выскочками, которые греются в лучах славы, небеспочвенно. Впрочем, в данном случае многое зависело от личности командира авиаподразделения – мы знаем, что некоторые камикадзэ несколько раз вылетали на задание и когда они возвращались, то отнюдь не встречали таких унижений, как Нагацука. По некоторым данным, летом 1945 года до 50 % летчиков возвращались с задания, не найдя целей. Трижды вылетал на задание Ямамура Кэйсукэ, пилот пилотируемой бомбы «Ока», и трижды бомбардировщик, несший его бомбу, возвращался на базу.
Наверное, своеобразным «чемпионом» стал старшина Фудзита Юкиясу, слетавший как камикадзэ семь (!) раз, хотя вряд ли он был счастлив по этому поводу. Подобные случаи были бы невозможны при наличии таких командиров и такого отношения, как в случае с Нагацука.
Наконец, многие пилоты просто не успели получить приказ о вылете. Среди них был и неоднократно упоминавшийся нами Кувахара Ясуо, который зато успел попасть на окраину Хиросимы в роковой для города день и стал свидетелем всех произошедших там ужасов, получив при этом серьезные ожоги и среднюю дозу облучения. Война для него, по сути, закончилась. Вот как он описывает последние дни перед капитуляцией: «Миссии смертников были отменены. Несмотря на бережное отношение врачей, мое состояние столь ухудшилось, что мне запретили даже разведывательные полеты. Оставалось только ждать. На базе напряжение росло с каждым днем. Сочетание надежды и страха породило новый вид тревоги. Нервы были натянуты до предела, движения стали лихорадочными. День и ночь все мое тело болело. Когда я ложился, мускулы ныли, и временами меня трясло. 14 августа ко мне в казарму зашел приятель. Он только что вернулся из разведки.