Книга Город Змей. Книга 3 - Даррен Шен

Я испускаю долгий вздох и хлопаю по сумке, лежащей рядом:

— Не беспокойся. Сразу после выхода из туннелей я не знал, что с ней делать. Но, поскольку у меня оказалось достаточно времени, чтобы подумать, теперь я знаю, как поступить.

— Поступишь по справедливости?

— Буду так справедлив, как только смогу, — улыбаюсь я.

Ама удовлетворенно кивает, потом обвивает меня руками и крепко целует. Поцелуй застает меня врасплох, и несколько секунд я не отвечаю на него. Потом мои руки смыкаются вокруг нее, и я возвращаю объятие. Наконец, мы с улыбкой отрываемся друг от друга. Может, это самообман, но мне почему-то кажется, что это не последний наш поцелуй. Когда-нибудь в каком-нибудь отдаленном уголке света мы поцелуемся снова. Я готов поставить на кон все, что имею.

— Увидимся, мистер Джири.

Послав мне воздушный поцелуй, Ама садится на свой скутер и, не оглядываясь, трогается с места, навсегда оставляя жестокого монстра на пятнадцатом этаже Дворца и вверяя себя туманному и неопределенному будущему. Я жду, пока она скроется из виду, потом медленно выезжаю за ворота Дворца.

— Adios! — кричу я, проносясь мимо ошарашенных гвардейцев, стоящих у ворот, и мчусь к последнему пункту назначения, прежде чем отправиться на вокзал и сесть в отходящий поезд.

Гарпии отсутствуют — должно быть, гуляют с Дженнифер, — а Билл наверху, рисует змей на стенах. Когда я вхожу, он работает над огромным гремучником, используя тоненькую кисточку, чтобы точно наложить цвета и оттенки. Незаметно войдя, я бросаю к его ногам свой подарок — куклу Паукара Вами — и жду реакции.

Глаза Билла сужаются, когда он видит меня. Потом он смотрит на куклу и медленно поднимает ее. Он молча изучает ее, дотрагиваясь кончиком пальца до татуировок на лице.

— Это человек из моих снов, — шепчет он.

— Подлинный Паукар Вами, — подтверждаю я, — тот самый, который обманом заставил тебя убить твою сестру. — Взгляд Билла становится жестким, и пальцы сжимают куклу. — Давай найдем пару стульев. Я хочу рассказать тебе одну историю…

Усевшись в пустой комнате в задней части дома, я вкратце рассказываю Биллу историю про Паукара Вами, про то, как он и другие Аюмарканы были созданы Кардиналом, какую роль в этом сыграли виллаки, как мне стало известно о моем отце, когда Билл свел нас десять лет назад, о его смерти, о годах моего превращения в него, о его воскрешении, о том, что случилось в туннелях и как серийный киллер связан с этой куклой. Не думаю, что Билл воспринимает все, но он схватывает самое главное. Куклу, которую он держит, можно использовать, чтобы навсегда изгнать наемного убийцу из его ночных кошмаров.

— Я не могу этого сделать, — под конец говорю я. — Каким бы негодяем он ни был, он мой отец, и мы слишком много пережили вместе. Но я не могу дать ему свободно бродить по свету. Его нужно остановить. И я считаю, что ты больше всех имеешь на это право.

Билл смотрит на куклу и молчит. Его лицо непроницаемо.

— Это то, чего ты хотел, — шепчу я. — Я отдаю его тебе для уничтожения. Ты осуществишь свою месть. Как только ты воткнешь иголку в сердце куклы, все будет кончено. Ты рассчитаешься с ним. Перестанешь видеть кошмары.

Билл поднимает на меня глаза — медленно, болезненно.

— Думаешь, они могут прекратиться? — хрипло произносит он.

— Очень вероятно.

— Жизнь без Змей, — бормочет он, переводя взгляд на куклу, — я забыл, как это может быть. Спать и не видеть снов про Змей, про смерть и про ужасные вещи… Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Хороший ночной сон — это вполне достижимо, — не соглашаюсь я. — Думаю, ты это заслужил.

Встав, я стараюсь придумать финальные фразы, но что здесь можно сказать? Этот человек разрушил мою жизнь, убил самых близких мне людей, толкнул меня на путь безумия и убийств. Если бы не он, виллаки до сих пор правили бы городом, ввергнув его в хаос, ведь именно это отвечало их планам. Ама была бы их пленницей. Змеи были бы марионетками в их руках. И возможно, я тоже принадлежал бы им. Священники имели намерения склонить меня на свою сторону. Если бы Билл не сообщил мне такой мотивации, возможно, я бы не устоял перед их призывами. Я больше не могу чувствовать к нему ненависти. Не знаю точно, что именно испытываю к этому несчастному старику, который сыграл в моей жизни такую критическую роль — одновременно плохую и хорошую, — но это не ненависть.

Не придумав никаких особенных прощальных слов, я довольствуюсь самыми простыми:

— Прощай, Билл.

Задержавшись, чтобы положить свой второй подарок возле старика — покрытый лаком палец, который я носил на шее последние десять лет, — я оставляю его в старой лачуге, на развалинах жизни, сидящим на полу в окружении Змей, прижав к груди куклу Паукара Вами, и тихо плачущим при мысли об освобождении и мирном уходе.

Железнодорожная станция. Солнце садится на западе, и я буду ехать вслед за ним по крайней мере в течение часа, пока поезд не повернет на север. Стану погружаться в долгий розовый закат, как удаляющийся ковбой. Мой билет годится до конца пути, если мне захочется отправиться в такую даль, но, вероятно, я сойду где-нибудь по дороге, в тихом городке или деревеньке, или просто спрыгну на ходу неизвестно где. Хотелось бы найти красивое местечко у реки и порыбачить там годик-другой, выбросив из головы все заботы и огорчения. А потом отправиться дальше, если захочется. Или остаться и мирно стариться, сидя у речки.

Поезд отправляется точно по расписанию. Я откидываюсь на спинку сиденья, в последний раз окинув город усталым взглядом. Трудно поверить, что здесь я провел такой большой кусок своей жизни в кольце серых зданий и пропитанных кровью улиц, погруженный в столь напряженную и жестокую жизнь. Что держит людей в больших городах, когда в мире столько огромных неисследованных пространств? Это, вероятно, сродни безумию или порочному пристрастию.

Очнувшись от задумчивости, я обнаруживаю, что смотрю на собственное отражение в оконном стекле, появляющееся, когда поезд въезжает в туннель. С закрашенными змеями, коротким ежиком волос и жаждой новых испытаний, я почти могу сойти за Эла Джири десятилетней давности, каким я был до того, как спустился в подземный мир инков. Я должен все время закрашивать своих змей. Возможно, когда-нибудь я пойду к специалисту, чтобы он удалил их. А может, оставлю их как напоминание о мраке и безумии. Когда-нибудь, через много лет, любопытно будет иногда стирать краску и разглядывать отметки далекого прошлого, осознавая, как мне повезло выбраться из него живым, невредимым и даже не потерявшим человеческого облика.

На той стороне коридора вагона малыш лет четырех или пяти совершает рывок к свободе от своей усталой матери. Она бросается за ним, но не успевает схватить. Я ловлю его и передаю в ее руки.

— Спасибо. — Она улыбается, потом начинает ругать ребенка низким, раздраженным голосом. Внезапно я слышу: — Если не будешь вести себя хорошо, придет Паукар Вами и съест тебя!