Книга Моя война с 1941 по 1945 - Алексей Фёдоров

Через день мы с Витей пошли к её родителям. Они жили в Альфорвиле, на улице Вайяна Кутюрье, в доме 55. Отдельный двухэтажный домик во дворе, в саду мать Вити – Наталья Александровна Помряскинская и её муж, отчим Вити – Николай Иванович Кобозев. Наталья Александровна – женщина лет шестидесяти, муж её, пожалуй, немного моложе – профессор Пастеровского института. Мы пришли к обеду, часов в семь вечера, и за столом начались разговоры о войне, Родине, Сталине…

Наталья Александровна и Николай Иванович – эмигранты времён Гражданской войны, у них были родственники в России, но стремления вернуться на Родину я тогда не заметил (в 1979 году Николай Иванович приезжал в СССР).

Во время жарких дебатов на политическую тему раздался звонок. Вошла курчавая брюнетка лет двадцати пяти, поздоровалась кивком головы со всеми и, не раздеваясь, села к столу, но от еды отказалась. Мы с Николаем Ивановичем продолжали спор, а брюнетка, затягиваясь сигаретой, молчала и явно разглядывала меня. Я не обращал на неё внимания. Минут через десять она прямо-таки врезалась в наш разговор:

– Так вы советский! А я-то гляжу, что-то разговор странный.

Она говорила по-русски хорошо, разве что слегка грассируя.

Неловкость момента попыталась сгладить Витя.

– Алёша, это моя сестра Женя, – обратилась она ко мне. – Пусть вас не смущает её поведение, она у нас большая оригиналка.

А меня Витя почему-то не представила своей сестре.

– «Алёша, ты помнишь дороги Смоленщины, как шли бесконечные злые дожди», – продекламировала вдруг Женя. – Хорошие стихи. Вы знакомы с ними?

– Нет.

– Так это же ваш советский поэт Симонов написал. Не знаете таких хороших стихов?

– К нам в лес литература из Москвы не поступала.

– Так вы не из посольства и не из консульства, а из леса, из «маки́». Вот оно что! Где же Витя вас подобрала? Помощь, наверно, оказывала? – сказала Женя с иронией.

– Перестань, Женя, паясничать, – вмешалась Наталья Александровна, – Алёша наш гость, и мы с Колей очень довольны, что Витя привела к нам советского инженера.

– Ах, вы ещё и инженер, – продолжала ёрничать Женя, не обращая внимания на мать.

– Да, Евгения Николаевна, я из леса вышел и в лес попал…

– Евгения Игнатьевна я, – перебила меня Женя, – а Коля мне отчим. Но называйте меня по имени. У нас так принято. А теперь не обращайте на меня внимания и продолжайте ваш интересный разговор.

Она встала и вышла в коридор.

Я продолжал что-то рассказывать, и, когда Женя уже без пальто входила в столовую, я приводил какое-то сравнение с древними греками (до войны увлекался греками и еще студентом просиживал вечера в Ленинской библиотеке, читая Эсхила, Софокла, Еврипида, Аристофана). Услышав о греках, Женя улыбнулась и опять съехидничала:

– О, советские и греков знают, это для меня новость.

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,

Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:

Многие души могучие славных героев низринул… – попытался я вспомнить известные строки. – Хорошие стихи, правда, Женя? Они вам знакомы?

– Э, дорогой Алёша, вам не удалось меня поймать. Гомер это! «Илиада».

И она снова села за стол.

Николай Иванович раскупорил очередную бутылку вина, и мы, не обращая больше внимания на Женю, продолжили беседу.

Было далеко за полночь, когда Женя опять перебила нас:

– Слушать мне вас приятно, Алёша, но, к сожалению, мне пора спать. Могли бы зайти к нам ещё раз, хотя бы послезавтра? Теперь я хочу поговорить с вами.

Она сделал ударение на «я».

– Я не знаю, что будет со мной уже завтра, а вы говорите о «послезавтра».

– Может, боитесь разговора со мной?

– Почему?

– Я очень острая.

– Но я постараюсь притупить вам язычок.

Все засмеялись. В глазах Жени загорелся злой огонёк.

– Тогда постарайтесь, чтобы с вами ничего не случилось.

Женя повернулась и вышла.

Все уже устали, и Наталья Александровна предложила идти спать. Меня положили в комнате на первом этаже, а они спали на втором.

Заснул я быстро, по-партизански, и проснулся утром часов в десять, когда все уже встали, а Николай Иванович и жена ушли на работу.

Чем-то зацепила меня эта Женя, и я никак не мог успокоиться. Мне хотелось её видеть, беседовать с ней, чувствовать её рядом.

Через день после первой встречи я пришёл к её родителям. Увы, Жени дома не оказалось.

Она пришла какое-то время спустя, но не одна, а с молодым французским офицером.

– Я очень сожалею, что опоздала и что не смогу побыть с вами столько, сколько хотелось бы. Я должна ночевать сегодня дома, а Жан, который очень спешит, меня проводит. Мне трудно нести чемодан.

Я до сих пор не понимаю, как у меня вырвалось:

– Я вас могу проводить. Если Жан спешит, отпустите его.

– А вот это – идея. Жан, – обратилась она к офицеру, – меня проводит Алёша, извини, что я тебя побеспокоила.

Ничего не сказав, Жан простился и ушёл.

Мы ещё немного посидели и тоже распрощались с хозяевами дома. Был первый час ночи, идти нам надо было пешком из Альфорвиля до метро «Пор-де-Ванв». Тротуар был усыпан листьями каштанов чуть не до колен. Тихо разговаривая, мы шли по берегу Сены, откидывая ногами листья.

Это случилось как-то неожиданно для нас обоих. Поставив чемодан на землю, я вдруг обхватил Женю обеими руками и принялся целовать. Она не сопротивлялась, а наоборот – отвечала жаркими поцелуями:

– Пойдём скорее ко мне…

И вот началось, закружилось, неудержимо помчалось то, что называется безумной страстью.

Она была очень темпераментна. Своими ласками она доводила и меня, и себя до изнеможения, иногда теряя сознание. Я опрыскивал её водой, приводя в чувство (первый раз даже испугался – думал, умерла), и всё начиналось сызнова.

Я с нетерпением дожидался её с работы. Она приходила, и всё повторялось. Это было и блаженство, и мука – мне было страшно, что она покинет меня. Но этого не случилось. Через пару месяцев такой испепеляющей жизни мы обнаружили, что любим друг друга, и захотели быть мужем и женой. Сообщили об этом родителям и родным.

Где жить – во Франции или в России?

Я уговаривал её поехать в Россию, а она меня – остаться во Франции. Я рассказал о своём семейном положении. Жена, сын, пасынок… А она не могла иметь детей, но очень любила их. Пределом её мечтаний был ребёнок. Неважно чей, свой или взятый на воспитание.

Вопрос, где мы будем жить, постоянно возникал в наших беседах.