Книга Загадочные страницы русской истории - Николай Ефимов

Министру Аракчееву пришлось побывать и на театре боевых действий, причем не впервые, потому как до того он был в сражении при Аустерлице, состоял при государе, который, как известно, тогда находился на поле боя. В феврале 1809 года Александр I направил графа в Финляндию «с непременным повелением… двинуть войска в недра Швеции, через Ботнический залив». Дело в том, что, по словам Керсновского, «не веря в успех предприятия, генерал Кнорринг (главнокомандующий в Финляндии) и старшие начальники затягивали и откладывали его выполнение. К выступлению их побудил лишь посланный государем Аракчеев».

1 марта войска двинулись тремя колоннами через лед Ботнического залива в направлении Торнео, Умео и Аландских островов. Этот переход считался одной из славнейших страниц истории нашей армии. «Такова сила энергии графа Аракчеева, и ему одному принадлежит слава приведения в действие великой мысли Александра о перенесении русских знамен на шведский берег», — говорится в «Русском биографическом словаре». Александр I прислал графу свой орден св. Андрея Первозванного, но Аракчеев отказался от столь высокой чести.

5 сентября того же 1809 года между Швецией и Россией был заключен Фридрихсгамский мирный договор, а через год, с учреждением Государственного Совета, граф был назначен в этом Совете председателем Департамента военных дел, оставаясь при этом членом Комитета министров и сенатором. Его место в Военном министерстве занял генерал М. Б. Барклай де Толли…

Теперь вернемся к портрету Аракчеева в Военной галерее Зимнего дворца. Экскурсоводы утверждают, что помещен он здесь случайно, как бы «по блату». Но вот заметки графа о самых важнейших этапах его биографии, сделанные на прокладных листах принадлежавшего ему Евангелия. Верующий человек тут, как известно, душой кривить не станет: «Июня 17-го дня 1812 г. в городе Свенцянах призвал меня Государь к себе и просил, чтобы я опять вступил в управление военных дел, и с оного числа вся Французская война шла через мои руки, все тайные донесения и собственноручные повеления Государя Императора». Значит, участие в войне Аракчеев принимал, и немалое. К тому же в 1813 году он сопровождал государя, находившегося в Действующей армии, участвовал в боях при Люцене и Бауцене… Недаром же его, одновременно с М. Б. Барклаем де Толли, Александр I хотел произвести в генерал-фельдмаршалы. Граф отказался.

Одна из «претензий» современников и потомков к Аракчееву заключена в том, что это якобы он придумал «военные поселения», которые так и вошли в историю «аракчеевскими». Между тем и здесь Алексей Андреевич явился всего лишь ревностным исполнителем монаршей воли.

«Императора Александра I весьма часто и болезненно смущала мысль, что солдат, выступая на защиту отечества, лишен даже утешения предоставить своей жене и детям особый кров, где он мог бы с уверенностью найти их по окончании службы… Его доброжелательной душе рисовались в будущем идиллии Геснера, садики и овечки, — писал сенатор Е. Ф. фон Брадке. — Но граф Аракчеев сначала был решительно против этого и был вынужден изъявить свое невольное согласие лишь из опасения, что тот, кто примет на себя выполнение этой любимой мечты, может сделаться его опасным соперником». (Можно ли упрекнуть графа в том, что он не желал иметь соперников? Кто из нас таковых иметь желает?)

Про «садики и овечек» — очень трогательно, но стоит учесть, что сенатор писал это в царствование императора Николая Павловича, брата Александра I, когда поселения еще существовали. Зато в «Истории Русской армии», написанной в 1930-х годах, тема раскрывается несколько шире: идею поселений государь позаимствовал у прусского ландвера и хотел претворить ее в жизнь еще до Отечественной войны. Не успел. Когда же предложение возникло вновь, то против него резко выступили фельдмаршал М. Б. Барклай де Толли, начальник штаба 1 — й армии генерал-лейтенант И. И. Дибич и граф Аракчеев, «видевшие, что это повлечет за собой расстройство и ослабление боеспособности войск». Тогда-то и встал Алексей Андреевич на колени: «Государь, вы образуете стрельцов!» Тщетно. «Александр Благословенный» заявил, что «поселения будут устроены, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова».

Описаний военных поселений и быта поселенцев сохранилось немало. Одно из них принадлежит перу Н. И. Греча — журналиста, писателя и просветителя: «Вместо привольных, хотя и невзрачных, крестьянских изб возникли красивенькие домики, вовсе неудобные, холодные, в которых жильцы должны были ходить, сидеть, лежать по установленной форме… Эти учреждения возбудили общий ропот, общие проклятия. Но железная рука Аракчеева, Клейнмихеля сдерживала осчастливленных, по мнению Александра, крестьян в страхе и повиновении».

Известно, что российские правители народ за людей не считали — так, «расходный материал» для экспериментов и реформ, проводимых Иваном Грозным, Петром Великим, Иосифом Сталиным… Вот и граф Аракчеев знал, что настоящего солдата можно воспитать только «строгостью». Великий князь Константин сформулировал это четко: «девятерых забьем — десятого выучим».

Пишем это не в оправдание графа — мол, время было такое, по-иному было нельзя… Можно было, и свидетельства тому есть. Жестокость же порой вела к катастрофе, чему примером стали события в л. — гв. Семеновском полку, «подтянуть» который Аракчеев поставил полковника Шварца. Тот взялся за дело так рьяно, что за несколько месяцев замучил солдат издевательствами, муштрой и побоями, в результате чего любимый государев полк взбунтовался…

Такие вот штрихи к портрету — не только личности, но и эпохи, эту личность породившей. Недаром Денис Давыдов так характеризовал Аракчеева: «…Отлично умный, хотя грубый и кровожадный солдат…» И дальше с искренним и понятным уважением: «Найдя после смерти своей любовницы Настасьи много писем с подарками, он собрал их в одну комнату; пригласив к себе всех просителей, имена которых находились в конце писем, он сказал им: “Это ваши вещи, пусть каждый возьмет свое”». Понятно, что дары, которые разного рода просители присылали Настасье Минкиной, чтобы она «замолвила словечко», были очень недешевые. Кто после того может упрекать графа в мелочности? А какое позорище было для «взяткодателей»!

После кончины императора Александра Павловича граф Аракчеев отошел от дел и поселился в своем имении Грузино, где создавал образцовую усадьбу. На ее территории он установил памятники Павлу I, Александру I и павшим в Наполеоновских войнах офицерам гренадерского графа Аракчеева полка. Немалые средства передал он на создание в Новгороде кадетского корпуса. Когда же в 1834 году Аракчеев умер, то оказалось, что все свои средства он передает в распоряжение императора, и Николай I распорядился отдать этому корпусу все его имущество.

«Личность Аракчеева в свое время сильно волновала воображение его современников, но едва ли она будет долговечна в памяти потомков, — утверждали авторы «Русского биографического словаря». — Он был строгим исполнителем служебного долга, так, как он понимал его, но при этом его деятельность была чужда тех возвышенных стремлений, которые не утрачивают своего обаяния даже тогда, когда бывают соединены с заблуждениями и неудачами. Он олицетворял жизнь со службою и, подчиняясь всем ее суровым требованиям, того же, с неумолимою и неразборчивою взыскательностью, требовал и от других… Этот преданный слуга Александра остался верен прежде всего отличавшему его грубому презрению к человеческому достоинству, к тем струнам души, без которых немыслимы верные слуги Царю и Отечеству».