Книга Сквозь три строя - Ривка Рабинович

Мы терпеливо слушали. Чувствовалось, что он любит произносить речи и упивается собственными словами. Когда, наконец, он заговорил о деле, то сказал, что нуждается в сотрудниках для газеты на русском языке, так как поток алии набирает силу и нужно расширять газету. За этим последовал роковой вопрос:

– Вы пришли к нам прямо после ульпана. Считаете ли вы, что сможете переводить с иврита?

– Переводить? Я думала, что нужно писать!

– Поймите, наши газеты невелики, у них нет миллионов читателей. Мы не можем держать репортеров и корреспондентов. Поэтому мы в основном опираемся на переводы из ивритских газет: у них большие тиражи, и они могут себе это позволить. У нас есть соглашения с ними на право использования их материалов.

Я молчала, и он повторил свой вопрос:

– Сможете ли вы переводить с иврита?

– Правду говоря, не пробовала, – сказала я, – но постараюсь. Надеюсь, что сумею.

– Очень хорошо. Я принимаю вас как временную сотрудницу на полгода испытательного срока. В течение этого срока вашу зарплату будет платить министерство абсорбции. Если за шесть месяцев станете хорошим переводчиком, то получите статус постоянного сотрудника со всеми положенными по закону правами и льготами.

Я принята! Какое счастье! У меня есть работа! Самая большая моя проблема решена! О своем временном статусе я старалась не думать. Я была уверена, что справлюсь. Разве можно не справиться, когда от этого зависит заработок для меня и моих детей?

Иехезкель Рабан, редактор, ободрял меня:

– Сначала буду давать вам легкие тексты. Помогу вам. Не стесняйтесь спрашивать меня обо всем, что вам непонятно. Увидите, все будет в порядке. Все здесь начинали так.

Я приступила к работе, на которой мне суждено было оставаться двадцать лет. Это был скромный, но верный заработок. Как раз то, что я искала.

Я работала с прикрепленной машинисткой. Диктовала ей сообщения, которые переводила. Рабан отмечал мне в ивритской газете те сообщения и репортажи, которые нужно было переводить.

Настоящее испытание началось, когда по личному указанию Гимельфарба мне поручили переводить книгу легендарного начальника ШАБАКа Иссера Харэля «Дом на улице Гарибальди».

Это был рассказ о поимке Адольфа Эйхмана в Аргентине и тайной доставке его в Израиль. Здесь я столкнулась с литературным языком, более богатым по своему лексикону, чем язык новостей. Книга должна была печататься в газете в продолжениях, глава за главой.

Это была настоящая проза, не тот легкий иврит, которому нас учили в ульпане. Я думала: почему Гимельфарб возложил эту задачу именно на меня, новую сотрудницу, всего месяц проработавшую в редакции? Хочет ли он провалить меня?

Но я не сдамся. Переведу эту книгу, даже если придется грызть текст зубами. Ведь для меня это вопрос существования, «быть или не быть», иными словами – получить статус постоянного сотрудника или вылететь. Надо сказать, что редактор, Иехезкель Рабан, во многом мне помогал. Во время перевода первых глав я была близка к тому, чтобы разрыдаться, но это был мой второй, настоящий ульпан. Из ульпана я вышла с набором слов, которого едва хватает для покупок на рынке. Человеку, работающему с печатным словом, нельзя довольствоваться таким уровнем.

Я решила, что отныне оставлю легкий путь, не буду слушать радиопередачи на облегченном иврите для олим и читать книги на русском языке. Вторая часть этого решения была самой трудной: на иврите я читала медленно, на русском же умела читать с молниеносной быстротой и могла прочитать книгу средней толщины в один день.

От компании «Амидар» я получила извещение, что «мой» дом готов к заселению. На лотерее розыгрыша квартир я вытащила номер 11. Это была квартира размером в две с половиной комнаты на третьем этаже.

Итак, у меня есть квартира. У меня есть работа. Моей радости не было предела. Теперь начинается настоящая жизнь.

Я с детьми возле нашего нового дома

Багаж, отправленный морским путем, еще не прибыл. Я получила направление на склад Сохнута, где нам выдали три металлических койки с тонкими матрацами, подушки, одеяла и постельное белье. Вместе с мамой я пошла в магазин «Амкор» в Тель-Авиве, где мама купила нам холодильник и кухонную печь. Я хотела взять маленький холодильник, наподобие того, который был у меня «там», но мама сказала, что здесь другой образ жизни и нужен большой холодильник. Мне было неудобно, что мама тратит столько денег для нас, поэтому я сказала, что пока обойдусь без стиральной машины, буду стирать вручную. Я еще не знала, каково это – стирать джинсы…

В те дни еще не было компьютеризации всего хозяйства и возможности решать все проблемы по телефону, и во все места, связанные с устройством, нужно было являться лично. Нужно было пойти в Электрическую компанию, в компанию по газоснабжению и в муниципалитет Бат-Яма для открытия счетов за воду и канализацию. Невозможно въезжать в квартиру, пока она не подключена к электричеству, водоснабжению и канализации и пока не доставлены баллоны с газом. Я ездила в управление таможни в Яффо для получения справок об освобождении от пошлины при покупке электроприборов. Все это занимало много времени.

Тем временем в порт Ашдод прибыл наш багаж. Нужно было найти грузовик для доставки ящиков в квартиру и заполнить документы о получении груза. Мне дали адрес страховой компании, куда я должна обратиться, если что-то окажется испорченным или сломанным. Когда грузовик доставил меня вместе с ящиками к дому в Бат-Яме, мама тоже приехала туда из Тель-Авива. В то время как я стояла в растерянности над грудой разобранных частей мебели, раздумывая, что делать со всем этим, она обратилась к водителю и грузчикам и предложила им за приличную плату собрать мебель. Мама тогда была очень щедра на расходы, связанные с нашим устройством.

Мужчины были рады случаю заработать немного денег и энергично приступили к сборке мебели. За короткое время хаос принял форму кровати, шкафа, книжного шкафа, буфета, стола и стульев. На следующий день мы перевезли все вещи из маминой квартиры в нашу новую квартиру.

Не стану утверждать, что я сразу же почувствовала себя «как дома». Прошел какой-то период «культурного шока», многие вещи казались мне странными и непонятными.

Меня раздражало различие в отношении жителей района к своим квартирам и к местам общего пользования. Если в квартирах они тщательно соблюдали чистоту, то за дверями квартир позволяли себе бросать мусор куда попало. В автобусах в то время пассажиры курили, щелкали семечки и бросали кожуру на пол. Когда я выразила возмущение этим, соседи сказали мне, что израильтян невозможно приучить к порядку, что они не признают никаких запретов и «устроят бунт». Позднее, когда был принят закон о запрете курить и сорить в автобусах, выяснилось, что люди прекрасно к этому отнеслись и не устраивали никаких бунтов. И все же признаки пренебрежения к порядку в общественных местах можно видеть и по сей день: например, многие не считают нужным убирать за своими собаками, оставляющими кучки на тротуарах.