Книга Кракен - Чайна Мьевилль

— Гав, — пролаял человек-собака.

— Где Билли, мразь?

— Где спрут?

— Твой дохлый спрут тебя не спасет.

Все рассмеялись, стоя в комнате без окон. Они медлили. «Тупой жидяра», — сказал кто-то. Все снова рассмеялись.

Способов испытывать боль не так уж и много. Существует почти безграничное количество способов ее причинять, но сама боль, поначалу столь отчетливая во всех своих особенностях, неизбежно становится просто болью. Не то чтобы Дейн был безразличен к мысли об усилении боли: он содрогался, когда эти типы над ним насмехались. Но он удивлялся тому, что они уже дважды подводили его к порогу смерти с помощью своих сучьих изобретений, а он до сих пор не сказал ни о том, что знает, где кракен, ни о том, у кого он, ни о том, где может быть Билли. Последнего Дейн и сам не знал, но, конечно, мог дать кое-какие наводки — однако не дал, и его мучители пребывали в растерянности.

И все же Дейн едва не плакал. Он продолжал молиться.

— Да прекрати ты свое нытье, — сказал какой-то нацист. — Ты один. Никто не знает, где ты. Ничто тебе не поможет. Никто не придет тебя спасать.

Выжидало ли море именно этого момента? Явилось ли оно с максимальным театральным эффектом, выдерживая паузу в системе труб, что пронизывали дом, как и все дома, и ожидая услышать как раз это заявление, дабы его опровергнуть? Как бы там ни было, звезды выстроились должным образом, все пришло в равновесие для этого идеального удара — и, будто давая ответ, морская вода прорвала в доме все трубы, и из здания начало изливаться море.

Соленая вода вспорола стены, вспучила полы. Любовно позолоченные безделушки времен Второй мировой войны ушли в новообразованные дыры.

Нацисты бросились врассыпную, побежали, не зная, куда бежать. Дейн беззвучно кричал — с яростью, восторгом, надеждой и неистовством. Вода заглатывала нацистов; леденящая морская вода и лондонская муть засасывали их и утягивали вниз в водоворотах и глубинных течениях, позаимствованных у самого океана. Некоторые добрались до лестницы, но многие были подкошены нежданно нагрянувшими волнами, и, грубо удерживаемые под ними, стали тонуть прямо посреди города.

Вода достигла подбородка Дейна, гадавшего, не погибнет ли и он заодно. Он не согласен, дошло до него, не согласен, не согласен. Кракен, позволь мне дышать.

Нацисты, поднимавшиеся по лестнице, были встречены огнем. Билли бил в них без промаха из своего фазера, включенного на полную мощность, и спускался, стреляя на ходу. Раскаленным докрасна лучом он прожег шкуру человека-пса, обожествлявшего Гитлера. Свернув в камеру пыток, Билли зарычал, как проклятый богом зверь, и продолжал стрелять, а море меж тем ревело, срывая со стен нацистские безделушки и утаскивая их чуть ли не на дно мира.

— Дейн, — сказал Билли. — Дейн, Дейн, Дейн. — Он опустился на колени посреди зыби; Дейн прохрипел и улыбнулся; Билли поднес ножовку к его оковам. — Ты цел. Все хорошо. Мы добрались сюда вовремя, прежде чем они успели что-нибудь сделать.

Дейн даже засмеялся в ответ на эти слова, когда шлепнулся в воду, освобожденный от своего звездообразного распятия с изогнутыми концами.

— Нет, приятель, — прошептал он. — Ты опоздал. Дважды. Но не бери в голову, ладно? — Он снова засмеялся нехорошим смехом. — Ничего. Рад видеть тебя, парень.

И Дейн оперся на Билли, будто был изранен гораздо сильнее, чем казалось внешне. Билли смешался.

— Они блокируют выход, — сказал он; нацисты из других комнат столпились на лестничной площадке и стреляли вниз из оружия времен Третьего рейха. — Держи. — Билли вручил Дейну его пушку. Тот слегка выпрямился. — Ты со мной, Дейн?

Дейн что-то сделал, прицелился и выстрелил вверх. Там, на площадке, врагов было много.

— Я с тобой, — сказал он и посмотрел на свое оружие. Его хриплый голос теперь звучал почти обычно. — Хорошо работает.

— Этим путем нам не выйти, — заметил Билли.

Как будто в ответ — в ответ, конечно же, — море сильно всплеснуло и стало очень быстро отступать, достаточно быстро, чтобы захватить с собой огромный кусок пола. Оно оставило дыру посреди комнаты — грязную скользкую полость размером с комнату поменьше, где торчали огрызки труб и валялась развороченная кладка. Море яростно вытекало наружу и прорвало на своем пути брешь, изливаясь из этой ямы то ли в заброшенный коллектор, то ли в старое речное русло, откуда был выход в подземный лабиринт.

— Сможешь? — спросил Билли, поддерживая Дейна; тот кивнул.

Опираясь друг на друга и наклоняясь, они двинулись по холодному, опасно скользкому, грязному полу вслед за отступающей морской водой, в громадную полость.

Оглянувшись, они посмотрели вверх, на хаотический каскад из торчащих труб и вывалившихся кирпичей, и дальше, в покинутую ими комнату. Через край дыры на них пялились нацисты. Билли и Дейн, вскрикивая, стали стрелять залпами, и перекошенные физиономии тут же пропали из вида. Последовали секунды тишины. Билли с Дейном вбежали в оставленные водой липкие наносы, а оттуда, роняя с себя капли грязи, словно свежеслепленные глиняные големы, — в темные туннели Лондона.

Часть пятая

ПОДЪЕМ НАВСТРЕЧУ ПАДЕНИЮ

Глава 55

Было очень поздно. Уже довольно долго Джейсона никто не допрашивал и тем более не применял к нему силу. Прежде Коллингсвуд время от времени наведывалась к нему в камеру с кошмарными петлями вопросов, но вот уже несколько часов Джейсон ее не видел.

Еду и питье просовывали через оконце. На требования предоставить телефон, обратить на него внимание, принести сэндвичи с беконом, которые Джейсон то и дело выкрикивал, никто не отвечал. В углу его камеры имелся химический туалет, и Джейсон давно уже перестал угрожать, что пожалуется на это в Международную амнистию. В отсутствие Коллингсвуд или кого-нибудь, способного изменять реальность и тем приглушать магический навык Джейсона, тюремщики стали его отчасти узнавать, понимая, что знают его какое-то время. А поскольку он не был, не мог быть — гляньте-ка, да он же в камере — их коллегой, церберы рассудили, что это какой-то закоренелый злодей, и стали обращаться с ним жестче.

Когда Джейсон услышал шаги, шепот, отдающийся эхом в коридоре, он не ожидал, что кто-нибудь остановился рядом. Но шаги — да, шаги замедлились и прекратились прямо напротив его камеры, после чего дверь отперли.

В дверном проеме стоял полицейский, уставившись перед собой в странной неподвижности, седой и очень больной с виду. Позади него был еще кто-то. Полицейский не смотрел на Джейсона, а буравил взглядом стену над его головой и все время сглатывал, сглатывал. Стоявший позади него был весь опутан тенями от флуоресцентных ламп. Слышался шепот.

— Что?.. — начал было Джейсон и тут же осекся.

В дверной проем заглядывал ребенок. Мужчина за ним шептал что-то в ухо полицейскому, наклоняясь, словно дерево под ветром, показываясь то с одной стороны от своего сопровождающего, то с другой, — этакий игривый маятник. Он подмигивал Джейсону из-за спины полицейского то левым, то правым глазом.