Книга Последнее звено - Виталий Каплан

– Ну так в чем же проблема? – удивился я. – Если я откажусь умирать, это ж не значит, что про дядю Митю станет известно его начальству.

– Андрей, – проникновенно сказал Фролов, – когда мы тебя высадим в Корсуни и ты останешься без денег, без бумаг, подтверждающих твое имя и статус, ты очень скоро попадешься приказным. И тебя допросят. Только вот, похоже, ты практически исчерпал весь свой запас удачи. А допрашивать там умеют… Воля у тебя, извини за прямоту, слабенькая, ты очень быстро сдашься и выложишь все.

– Мне говорили, в Приказе не пытают, – растерянно возразил я, – просто издеваются по мелочи.

– А это где как, – с охотой пояснил Арсений. – Общее правило: чем дальше от Кучеполя, тем больше в приказных зверолюдства. Мне кажется, после пятого-шестого кнута ты заговоришь… И погубишь тем самым Акакия Акакиевича. С тобой-то ничего страшного не случится. Сочтут жертвой обстоятельств и отправят на поселение… выживешь.

Вот так… Если я соглашаюсь, если выбираю путь смерти, Буня отделывается ссылкой. А мой путь жизни приведет его в крысиный поруб.

– Заметь, Андрей, – добавил Фролов, – мы, последники, тут ни при чем. Мы не брали Акакия Акакиевича в заложники. Мы не вынуждаем тебя принять решение, давя на жалость. Ты совершенно свободен.

– Как это должно случиться? – с тоской показал я на круг.

– Безболезненно, – сухо сообщил Арсений. – Ты ляжешь туда, и тебе аккуратно перережут артерии. Сперва, конечно, дадут питье, снимающее боль. Кровь начнет вытекать из твоего тела вот в эти желоба, и каждый из нас, кто будет присутствовать при ритуале и обмакнет пальцы рук в твою кровь, окажется связанным с твоей душой. Ну, по ритуалу положено еще, чтобы играла особая музыка… и она будет играть.

– Ну да, ну да… У нас говорят: «Умирать, так с музыкой».

– Ты не почувствуешь боли, – продолжал убеждать Фролов. – Просто слабость… Сознание будет медленно уплывать… Но ты будешь уходить с мыслью, что спас множество душ… может быть, всех, кто когда-либо родится в этом шаре.

Я молчал, глядя на шахматные квадратики. Ну почему у других всегда получается «е2 – е4», а у меня «едва-едва»? Почему именно мне выпало это? Почему я не взял мамину фамилию, почему я не Сосновский? Почему я сижу на холодном полу – король, которому поставили мат в один ход?

– Нельзя ждать бесконечно, – Арсению как-то удавалось говорить одновременно и мягко, и твердо. – Чем больше будем тянуть, тем тебе тяжелее будет. Прими решение. Прямо сейчас.

Я встал, отряхнулся. Оглядел Арсения, оглядел собравшихся. Простите меня, братья и сестры… Прости, Буня, я тебе ужасно благодарен, но ты ведь и так уже старый, ты и так в три раза больше меня прожил…

– Нет, – буркнул я. – Я не стану умирать. Выбираю жизнь.

В зале повисло молчание. Тяжелое, как ртуть. Холодное, как пиво из морозилки. Липкое, как лента для ловли мух.

А потом раздался порядком подзабытый уже голос:

– Молодцом, Андрей.

4

Все случилось так быстро, что многого я просто не понял, а глядя в упор – не увидел. Вот только что последники плотным кольцом стояли возле ложа смерти, мраморного круга – а вот они уже падают на шахматный пол, а между ними носятся быстрые тени… вот эти действительно черным молниям подобны. Тишина взорвалась криками – и тут же захлебнулась. Из темных провалов в стенах, открывшихся с трех сторон, втекали все новые и новые люди. Обтягивающие комбинезоны цвета сажи, на головах – капюшоны, из-под которых только глаза и видны, в руках – непонятного назначения деревянные палочки вроде того карандашика, что крутил в пальцах капитан Кассиан.

Кто-то пробовал сопротивляться – и тут же тяжелым кулем шлепался на пол. Я поискал глазами Арсения – тот лежал совсем рядом, лицом на мраморном круге. Очевидно, при падении он разбил нос, и кровь окрасила белый мрамор с серовато-зелеными прожилками. Совсем не та кровь, на какую он рассчитывал.

Меня люди-молнии как будто не замечали, делая свое дело. Несколько секунд сумасшедшей свистопляски – и последники неподвижно валяются на полу.

– Молодцом, Андрей, – повторили сзади. – Хорошо держался.

Боярин Александр Филиппович Волков за полгода ничуть не изменился – разве что видеть его в черном комбинезоне было непривычно. Единственное, чем отличался он от коллег, – это отсутствием капюшона. Седых волос, похоже, не прибавилось, а вот шрам, пересекавший загорелую щеку, стал еще белее.

– Они, – хрипло произнес я, указывая на неподвижные тела последников, – они убиты, да?

– Что ты, Андрей, – отмахнулся боярин. – Ну что за зверолюдство, право слово. Вот, смотри. – Он непонятно откуда извлек тоненький деревянный «карандашик». – Нажимают на этот конец… внутри пружина. Вылетает шип, смоченный специальным раствором. Пять-шесть часов неподвижности, а потом человек оживает.

– Это что ж, – растерянно спросил я, – на вооружении Уголовного Приказа? Новая разработка?

– Не Приказа, Андрей, не Приказа, – вздохнул он. – Это Ученый Сыск, понимаешь ли…

– И вы… – фраза, сорвавшись с языка, так и повисла в воздухе.

– И я, – кивнул он. – Пойдем, нам надо о многом поговорить.

…Все та же комнатка, где совсем недавно вели мы философские беседы с Арсением. На столе еще осталось достаточно фруктов, но, помня о подло проявившем себя желудке, я решил воздержаться.

– Я слышал ваш разговор с Фроловым там, в ритуальном зале, – сказал он, усаживаясь в кресло. – Ты хорошо отвечал, ты тянул время… и тем самым спас себе жизнь… да и не только себе. Мы ворвались, как только смогли… как только наш человек сумел разобраться с устройством, запирающим двери. А то бы…

– Кто вы? – в упор взглянул я на своего спасителя.

– Ну, ты же меня знаешь… – улыбнулся он. – Волков Александр Филиппович, полных лет – сорок семь, образование – две стадии панэписты, боярин, старший подьячий в Уголовном Приказе. Единственная неизвестная тебе деталь – я к тому же еще и третий секретарь Ученого Сыска. Третий секретарь – ну, это как войсковой полковник… А служба в Приказе – прикрытие.

– Ничего не понимаю, – честно сказал я. – Вас же сослали в Костромскую волость, в занюханную деревеньку… Вы же влезли в большую политику, перешли дорогу вельможам всяким.

– И это тоже – средство прикрытия, – усмехнулся он в усы. – Очень хорошо разработанное. Знал правду только верховный князь… ну и руководство Сыска, разумеется.

– И зачем все это было нужно? Ведь и усадьбу вашу продали, и людей…

– Андрюша, – все с той же фроловской мягко-твердой интонацией сказал он, – это действительно было нужно. Ты скоро поймешь. Да, все было обставлено как опала. Да, распродали людей. Иначе бы твои друзья-последники не поверили… А нужно было, чтобы ни тени сомнения.

– Послушайте, Александр Филиппович, – стараясь говорить как молено тверже, произнес я. – Давайте лучше вы расскажете все по порядку… если, конечно, я имею право знать служебную тайну…