Книга Блюз черной собаки - Дмитрий Скирюк

Остается вопрос: к какой реальности они пробивались?

Нет сомнений, что оригинальный, первый «Чёрный квадрат» — плод долгой, обстоятельной работы: если присмотреться к нему, то сквозь мелкие трещинки можно различить слои других красок — красной, розовой, зелёной… По свидетельствам современников, Малевич, написав его, сам был потрясён настолько, что несколько дней потом не мог ни есть, ни спать. Сам он считал «Чёрный квадрат» вершиной всего и впоследствии ещё три раза покорил эту «вершину», создав три копии. Но вот что странно: другая, похожая картина Малевича — красный квадрат — носит совершенно определённое название: «Художественный реализм крестьянки в двух измерениях»! Чей же портрет он пытался написать в первом случае, когда из-под его кисти вышла самая скандальная картина современности? Даже странно, что никто до сих пор не пытался просветить её рентгеном.

Было о чём задуматься и мне. Фотоаппарат Михалыча дал сбой, когда тот нацелил его на мою спутницу, на полароидном снимке у Игната тоже была чернота. И я уже упоминал, как трудно было удержать лицо Тануки в памяти; захоти я написать её портрет, не знаю, что бы вышло.

Тут меня совершенно неожиданно настигло ещё одно соображение. Погибший в конце 80-х музыкант Виктор Цой помимо прочих талантов был ещё и художником. Даже непрофессионал, увидев его работы, сразу скажет, что он тяготел к авангарду. Оформление поздних альбомов «Кино» — «Группа крови», «Последний герой», «Звезда по имени Солнце» — триумф супрематизма, а обложка последнего диска представляет собой чёрный квадрат.

— Они пытались искусством заменить религию, — предположил я. — Так?

— «Новое искусство» их тоже не спасло, — сказал Голос. — Вслед за первыми годами шли тридцатые, а с ними — тотальный соцреализм. Коммунисты создали новую «систему обороны» взамен прежней, самую прямолинейную из всех возможных — узаконенную систему жертвоприношений. Она тоже «латала дыры»… Эта энергия собиралась в единых центрах, и сеть таких «маяков», «менгиров» покрывала весь город.

— Башни! — внезапно осенило меня. Ах, Михалыч, Михалыч, вот на что он мне пытался намекнуть! — Это ты про наши башни?

— Не только «наши», — возразил Голос. — В Питере и ещё в нескольких городах тоже повсеместно возводили здания с башенками. Строительство шло колоссальными темпами, все очень торопились. Пятилетки, индустриализация, лагеря… В Москве вообще пытались возвести тотальную защиту — знаменитую систему «Девяти Советских Небоскрёбов». Правда, успели возвести только семь. Между прочим, самый большой небоскрёб — Дворец Советов хотели построить на месте храма Христа Спасителя.

— Но кто ею руководил, этой «системой подавления»?

— А где у нас в городе самая большая башня? — ехидно вопросил Голос.

И вдруг я понял: ну конечно «Башня смерти»! — каменная громада на Комсомольской площади, в самой высокой точке города, странное здание с высоким шпилем и четырьмя «привидениями» по углам.

Иначе говоря — городская штаб-квартира Органов Внутренних Дел.

— Ни фига себе… — только и смог сказать я.

— На Земле есть места выхода Силы, — продолжал тем временем Голос. — Где-то их больше, где-то меньше, но они есть везде. Даже в Антарктиде. А Урал — мифическая часть России. Подземелья, подобные этому, — это «слабые звенья», точки прорыва между мирами. И за ними не что-то определённое, конкретное, а целый набор противоположных возможностей. Можно уничтожить человечество. Можно сотворить новое. За право владения этими местами тысячелетия ведётся скрытая борьба. Ты знаешь, сколько разных сект в Перми и области? Вижу, что знаешь. В девяностые, как раз когда ребята сунулись под холм, как раз произошёл такой «прорыв». Им не повезло. Просто не повезло.

— Послание «махатм»… — пробормотал я.

— Ох уж эти мне махатмы… — вздохнул Голос. — Да. Именно. Тогда как раз окончательно рухнул коммунистический режим. Всё было забыто. А власть развращает. Милиция и прочие органы превратились только в аппарат подавления, без цели, без идеи. Система пошла вразнос, сотрудники погрязли в самолюбовании и чиновном свинстве. Прессовать инакомыслящих, неформалов, стало традицией. Зачем строили пермские башни — все уже забыли. Только чудом тогда эту угрозу удалось остановить.

— Как удалось? Кому? Если церковь и эти… потеряли власть?

— А ты припомни, сколько известных людей ушло, погибло в те годы! А сколько продолжает уходить сейчас? Ты вообще хоть немного задумывался, какая злая сила делает Пермь небезопасной для художников, поэтов, музыкантов и вообще — творческих людей? Если древний народ убежал от «белого царя», но пригрозил вернуться, кто-то должен стоять на месте ариев — исчезнувших гиперборейских пограничников. Двери тьмы, оставленные без охраны, могут отвориться в любую минуту. Как думаешь, что оттуда придёт?

— Я думал, чудское «золото» — это просто такой символ. Метафора знания.

— «Можно найти песок золотой, — процитировал Голос, — можно найти драгоценные камни, но истинное богатство придёт лишь с людьми Северной Шамбалы, когда придёт время послать их». Это Рерих. Он тоже грезил о знаниях. Кстати, он считал, что скоро явится «герой Гессар-хан», новое воплощение которого произойдёт в Северной Шамбале. Так и писал: «Гессар-хан вооружён громовыми стрелами, и сужденное войско скоро готово выйти из заповедной страны на спасение мира». В Северной Шамбале он якобы объединит своих соратников и вождей, сопровождавших его в прошлой жизни. Они все также воплотятся в Шамбале, куда их привлечёт «таинственная мощь их владыки и голоса, которые слышимы лишь посвященным». Зацени, а? «Таинственная мощь»! «Таинственные голоса»! Тебе это ничего не напоминает?

— Право, не знаю, — заколебался я. — Впрочем… Всё это здорово похоже на библейские предания о воцарении Антихриста.

— «К Богу можно прийти через Рай, можно прийти через Ад», — процитировал Голос кого-то. — Через Ад — быстрее. «Кто ищет скорейший путь, тот идёт через Ад».

Он умолк. Мне тоже было нечего сказать. Я поглядел на браслет на руке, на цепь и, наконец, на собаку, которая, оказывается, смотрела на меня и, казалось, внимательно прислушивалась к разговору.

— А кто эти собаки? — спросил я, задрав голову к небу, будто так мой собеседник мог лучше меня слышать. — Кто они такие?

Но Голос не ответил мне. Впрочем, этого не требовалось — я и сам уже знал, кто они: сторожевые псы гиперборейцев, посланники исчезнувшей цивилизации, проводники тех избранных, которым суждено уйти раньше других, чтобы занять место древних стражей и не дать вернуться в этот мир посланцам тьмы. Я знал это.

Я всегда это знал.

И мы знаем, что так было всегда:

Тот судьбою больше любим,

Кто живёт по законам другим

И кому умирать молодым…

Двадцатилетней давности прорыв на шахте и рождение девочки в Березниках, что связывало их? Что произошло тогда? Какой «заградотряд» сумел остановить вторжение? Сколько их погибло там, «развоплотилось», и скольким одарённым людям было суждено потом занять их место? Какая сила коснулась, вошла в эту девушку и что удержало её, если она так отчаянно цеплялась за жизнь, что не дала чёрной посланнице себя увести, сумела подружиться с нею, приручить и сделать частью себя? Постоянно включённый ходячий «детектор» талантов, одарённых личностей, «мастер подключения» и проводник отсюда… Чёрт меня подери, эта девочка сама не осознавала, кто, вернее, что она такое и почему её жажда тепла и любви постоянно оборачивается такими трагедиями…