Книга Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо - Питер Акройд

Помоги нам, Господи, помогать друг другу,Так несущему крест свой облегчим дорогу.Позволь каждому постоять за ближнего своегоИ самому ободриться поддержкой брата его[197].

Правда, стоит оговориться, что значительное число рабочих обоих полов, измотанное тяжелым трудом на фабриках, могло вовсе не исповедовать какую-либо религию. В конце концов, не Бог строил фабрики и заводы.

Владельцы железоплавильных заводов, как правило, были людьми энергичными и напористыми. Они составили первую четко оформившуюся группу промышленников. Некоторые из них пришли в это ремесло из сельского хозяйства, а другие в прошлом занимались металлообработкой. Имена многих из них заимствованы из Ветхого Завета: Седрах Фокс, Неемия Ллойд, Иов Ролинсон, Иоав Парсонс, Софония Паркер; казалось, все они обладали такой же первобытной силой, что и их ветхозаветные тезки. «Приказы, которые я отдаю, – говорил Амброуз Кроули своим управляющим, – зиждутся на такой твердыне, что, пока я нахожусь в ясном уме, даже Сатане и его приспешникам не под силу повергнуть их в прах». В жилах заводчиков словно текла железная руда. Промышленники могли быть грубыми и даже безжалостными, однако их по-хозяйски интересовала судьба тех, кого они называли «наши люди».

Рабочие на чугунолитейном производстве трудились словно в аду. Печи, пламя, дым, жара, раскаленные добела бруски металла и замысловатый механизм с множеством цепей и шкивов – зрелище, достойное пера Джованни Пиранези или Гюстава Доре. Мерцание печей и отблески пламени в топках освещали непроглядную тьму ночи, которая окутала всю Центральную Англию, получившую название Черная страна[198]. Огонь печей был столь ярким, что казалось, будто некие прожекторы рассеивают зловещий мрак. Нет ничего удивительного в том, что Амброуз Кроули упоминает имя Сатаны.

История металлургической промышленности поучительна и в другом смысле. Одно великое изобретение изменило саму природу чугунолитейных процессов. С помощью пудлингования – способа получения железа путем плавки и перемешивания расплавленного металла, изобретенного Генри Кортом в 1783 году, для улучшения качества чугуна в чушках и превращения его в более прочное и ковкое железо или прутковое железо стали использовать каменноугольный кокс. Печи становились все больше, а сферы применения чугуна и железа множились. Сначала добывали железную руду, затем плавили металл, после чего его рафинировали, раскатывали в листы и пруты. Рос спрос на железные цепи, трубы, колеса, плиты, решетки, рельсы, орудия, гвозди, котлы, ограды, колонны, здания, корабли и дорожные покрытия (чугунные шашки). Это была эпоха чугуна. Чугун можно было производить в относительно неограниченных количествах, и вскоре Англия стала лидером по выплавке чугуна в Европе: на ее долю приходилась половина от общего объема поставок на континенте. Чугунный арочный мост через реку Северн в графстве Шропшир считался одним из чудес света, и драматург и композитор Чарльз Дибдин предсказывал, что «по всей видимости, он простоит века». И действительно, мост стоит по сей день.

В истории развития сталелитейной промышленности есть свои примеры роста и инноваций. Часовщик из Донкастера Бенджамин Гентсман оказался своего рода первопроходцем: испытывая методы повышения качества стали для производства часовых пружин, он наткнулся на способ, при помощи которого он мог, интенсивно нагревая сталь в огнеупорном глиняном тигле достаточно продолжительное время, удалить из нее все примеси. Это изобретение получило название «тигель Гентсмана», а литая сталь стала производиться все в больших и больших количествах. Гентсман не стал оформлять патент на изобретение, однако был намерен сохранить процесс производства в тайне; впрочем, ее выведал конкурент Сэмюэл Уокер, который зимним вечером переоделся в попрошайку и попросился погреться у печи, где смог беспрепятственно наблюдать за процессом.

В текстильной промышленности, являвшейся предметом национальной гордости англичан, наблюдался рост по всем направлениям, от шелка до шерсти, от хлопка до льна. Ключом к прогрессу было, разумеется, множество машин для чесания, наматывания и скручивания нити, ткачества, трепания волокна, формирования ровницы и целого ряда других операций. Модернизация в одной сфере влекла за собой модернизацию и в других, одно усовершенствование вызывало следующее. Поначалу изобретения применялись исключительно к хлопку, однако вскоре стали использоваться для обработки шерсти и льна.

Этот процесс сопровождался поступательными изменениями; его не планировали на бумаге, а скорее реализовывали на практике: рабочие передавали опыт и знания, рассказывая и показывая, как и что делать. Мужчины, женщины и даже дети обучались на ходу. В этом заключался один из главных двигателей промышленного прогресса конца XVIII века. Практические знания опытных рабочих были несомненным преимуществом на фоне расцвета изобретательства, учитывая, сколь значительное число молодых механиков и подмастерьев жаждало учиться. Такова была практическая сторона промышленной революции, которая, пожалуй, играла самую важную роль. Гете писал: «Для нас [немцев] открытия и изобретения – это потрясающая вещь, которую мы воспринимаем как личное достояние… однако мудрые англичане с помощью патента по-настоящему присваивают изобретения себе». Это высказывание не слишком справедливо в отношении таких представителей эпохи, как Аркрайт и Дарби, однако в нем есть и рациональное зерно. Английские умельцы славились своей дисциплиной, сосредоточенностью и стремлением к совершенству в своем ремесле.

Так, в процесс производства хлопка было внесено множество мелких изменений, а также предложений, направленных на более эффективную занятость рабочих. В 1760 году, когда на трон вступил Георг III, в страну было завезено 3 миллиона фунтов (ок. 1,4 млн тонн) хлопка-сырца; спустя 29 лет этот показатель составлял уже 32,5 миллиона фунтов (ок. 14,6 млн тонн). Хлопковые вещи подешевели и стали широкодоступными; в результате повысился общий уровень благополучия англичан. Реформатор-общественник Фрэнсис Плейс отмечал, что новые хлопковые изделия «творили чуть ли не чудеса, благотворно влияя на здоровье и чистоту женщин». Прядильщику-кустарю из Индии требовалось порядка 50 000 часов на изготовление вручную 100 фунтов (45 кг) хлопковой ткани, в то время как на заводе Аркрайта при наличии вальянов и мюль-машины уходило лишь 300 часов. Производство хлопка переместилось с востока на запад. Положение прядильщиков-кустарей в Индии и ткачей, трудившихся за ручными ткацкими станками в Англии, осталось без внимания, и уже в XIX веке они оказались в бедственном положении.

Описывая времена столь кардинальных перемен и инноваций, нельзя обойти вниманием еще две отрасли промышленности. Управляющий пивоварней «Уитбред» (Whitbread) весной 1786 года писал: «В прошлом году мы установили паровой двигатель, чтобы перемалывать солод, в результате увеличили количество производимого алкоголя [воды]»; результаты «и правда впечатляют». Вскоре все пивоварни Лондона, среди которых «Черный орел» (Black Eagle) на Брик-Лейн, «Пивоварня Кареджа» (Courage’s Brewery) недалеко от пристани Батлерс-Уорф, «Якорь» (Anchor) в Саутуарке и «Уитбред» в Финсбери, были полностью механизированы. Сами пивовары богатели, а их влияние росло. Некоторые получали места в парламенте, а другие становились мэрами, мировыми судьями и олдерменами. Это были аристократы среди лондонских предпринимателей.