Книга Возвращение алтаря Святовита - Алексей Борисов

– Твою мать! – выругался он. – Где же прикрытие с воздуха? Где эта хвалёная сто четырнадцатая? Соколы бздливые! Командирам рот доложить о потерях!

Обошлось, вот только надолго ли будет такое везение? Понимал это и комбат. Раз противник с такой точностью вышел на место дислокации батальона, значит, немцам было известно о его расположении, и оставаться здесь только на руку врагу. Но и покинуть этот участок у дороги Вознесенский не имел права. Куда ни кинь – всюду клин. Грозные на земле, с воздуха танкисты оказались беззащитны. Зенитных пулемётов, вроде как положенных на Т-26, как назло не было. В первом и втором батальоне на некоторых танках стояли, а в четвёртый не дошли. Смастерить же какой-нибудь примитив из ДТ требовалось время, да и где их взять, если только не с перевёрнутой машины. Обдумать выход из создавшегося положения капитан не успел. Едва командиры рот рапортовали, как у меня за спиной загудел зуммер рации. Вознесенский под моим присмотром нахлобучил наушники, нервно сжимая в руке «эспандер» переговорного устройства. Стояние закончилось. Отправленный с рацией Володя, отыскал Кононова на въезде в деревню Ракитница, организовавшего оборону у моста через Мухавец. Одну атаку они отбили, но если противник подтянет танки, то заслон с единственной сорокапятимиллиметровой пушкой сомнут. Следующий же по дороге мост через Осиповку придётся взрывать, иначе дорога на Кобрин станет открыта, так как пара километров для танка пустяк. Получив приказ, Вознесенский отправил на помощь третью роту, в состав которой входила самая никчёмная техника. Два Т-38, три Т-37А и один БА-10, с пушкой, в качестве усиления. Для маневрирования и поддержки пехоты они подходили полностью, однако ломать линию обороны противника «водоплавающими» танками всё равно, что заранее списать их, посему строго предупредил танкистов, без нужды на рожон не лезть. Живучесть в бою у этих танкеток была, мягко говоря, самая минимальная, но капитан свято верил, что экипажи уцелеют, а технику, если подобьют, когда-нибудь починят, после того как высокое командование во всём разберётся и наконец-то отдаст приказ наступать.

Идею вылазки в Южный городок Вячеслав Иванович не поддержал. Да и мало кто на его месте поступил бы иначе. Слишком иррационально всё выглядело. Посему, сменив костюм на просторный пятнистый комбинезон, я вырулил из-под деревьев и, не дожидаясь, пока танкетки закончат приготовления, рванул к Кононову. Проскочив предместья Жабинки и выехав на Варшавское шоссе, мне пришлось задержаться на мосту. Всю ширину, от перил до перил, заняли беженцы. Люди шли нескончаемой толпой. Кто на телеге, придерживая и без того понуро шагающую лошадь, кто катя рядом с собой велосипед с навешенными на него узлами, иные сами запряжённые в двухколёсные тележки, а кто-то и вовсе без всего таща на себе детей. Я всё время удивлялся, как умудрялись регулировщики обеспечивать двухстороннее движение в таких местах, и наконец, увидел. Стоящий на другом конце моста караульный в белой милицейской форме, выбрав момент, когда лошадь с телегой была в паре метров от начала моста, схватил её под уздцы, заворачивая вбок, и выстрелил в воздух. Тут же по его команде, отсекая толпу, за ним выстроились ещё трое, выставив перед собой винтовки со штыками наперевес. Люди на секунду отпрянули и, не успев по инерции продавить хлипкий заслон, попятились вправо, по движению телеги освобождая шаг за шагом, участок дороги, куда с небольшим интервалом постреливал милиционер. Не направь он движение немного в сторону, задние непременно бы потеснили толпу вперёд, прямо на штыки. Оставшиеся на мосту прибавили ходу и буквально через минуту, непрерывно сигналя, я смог тронуться дальше. Документы у меня не проверяли, каждая лишняя секунда была на счету и, по мнению караульных, если на восток убегали, то на запад ехали воевать. Где-то метров через двести, возле вытянувшейся параллельно дороги берёзовой рощи показался хвост людской очереди, и разбитая колонна из обгоревших грузовиков. Техника была буквально разбросана по обочинам, как вывалившаяся из мешка картошка: поближе – гуще, подальше – реже; словно машины старались покинуть пыльную ленту шоссе и найти укрытие в тени деревьев, да не успели. Особенно обидно было смотреть на брошенные тягачи. Их было всего два, и они замерли, наскочив один на другого, дымя жидкой струйкой дыма. И если первый был годен лишь на металлолом, то второй, на первый взгляд, нуждался только в мелком ремонте. Рядом со съехавшей в кювет полуторкой стоял красноармеец с сигнальными флажками и танкист в характерном шлеме, сдвинутым на затылок. А недалеко, шагах в десяти за ними, находилось до полувзвода бойцов во главе с командиром, отводящих в сторону появлявшихся в толпе беженцев красноармейцев. Их набралось с полсотни, без оружия, кто в форме, кто уже успевший частично переодеться, заменив пилотку картузом, а гимнастёрку на рубаху или пиджак. Попадались и полураздетые. Некоторые из них, безусловно, являлись дезертирами, они даже держались обособленно, но большинство старалось быть поближе к бойцам с винтовками, тем самым показывая, что здесь и без оружия они оказались волей случая. Что-то в фигуре командира показалось знакомым, и, когда мне приказали остановиться, я узнал в нём воентехника первого ранга Жукова. Выскочив из машины, я сразу же направился к нему.

– Николай Игнатович, какими судьбами?

– Товарищ инженер? – удивлённо произнёс Жуков. – Вот уж не гадал вас увидеть снова. Это я должен спросить, какими судьбами? Навели вы у нас со своими рациями шороха, да пропали. Во что это вы вырядились, как пограничник какой-то?

– А вы думаете, что в брюках на подтяжках и с галстуком в красный горох я выглядел бы естественнее? Но вы почти угадали. Я направляюсь в 132-й отдельный конвойный батальон. Вот предписание.

– Думаю, сейчас это будет затруднительно. Город занят противником, товарищ военинженер второго ранга, – прочтя документ, где было указано моё звание, ответил Жуков.

– Прискорбно, кстати, а вы чем здесь занимаетесь?

– Сводную роту к четырнадцати часам должен сформировать. Признаюсь, думал, машина оружие привезла. У нас же склад вооружения с первых минут разнесло. Люди с одним сапогом попадаются, да вы сами видите. Простите, может, и не ко времени вопрос, но вы не знаете, как там женщины наши? Вы же были в курсе событий.

– Ольга с детьми на семичасовом поезде уехала в Минск. А по поводу оружия могу подсобить. У меня в прицепе крупнокалиберный пулемёт и противотанковые ружья, только боеприпасами не очень богат. Для пробных стрельб готовили, а тут…

– Хоть одна хорошая новость, – вздохнул Жуков. – Вы говорите противотанковые? Это наподобие польских ружей Марошека?

– Где-то так. Но есть, Николай Игнатович, одно условие, я должен присутствовать на боевых испытаниях.

– Вижу. Тут написано про присутствие представителя завода и предоставления личного состава. Только у меня здесь нет артиллеристов, шестая стрелковая дивизия в основном. Вчерашние призывники, им бы из винтовки стрелять научиться, хотя… Фарбер, – окликнул коренастого старшину Жуков, – веди ко мне последних пятерых, которые без документов. Тут некоторые лётчиками себя называют, думают, в тыл сейчас направят, могу и этих отдать.

Пятёрка красноармейцев, приведённых старшиной, действительно была артиллеристами. Технические характеристики семидесятишестимиллиметровой пушки образца двадцать седьмого года выдали назубок, как «отче наш». Они же указали ещё на пятерых, к их ремеслу отношения не имеющих, но уже с год прослуживших, и где-то спустя полчаса весь десяток имел представление, как снаряжать ружьё, как из него целиться и какая после выстрела отдача в плечо. Но последнее не сильно расстроило бронебойщиков. Наглядный результат после стрельбы по сгоревшему тягачу внушал не только уважение к оружию, а ещё придавал толику уверенности. Ведь обладая ружьём, способным поражать самую грозную силу противника – танки, кажется, что враг не так и силён. В итоге у нас с Жуковым произошёл плодотворный обмен. Я оставлял в его распоряжении крупнокалиберный пулемёт ДШК на колёсном станке с десятью лентами, а он мне бойцов для боевых испытаний. Разместив личный состав в кузове, по указке старшины, я свернул через двести метров от разбитой полуторки влево, и уже по грунтовке направился в Ракитницы, к Кононову.