Книга Катарсис. Темные тропы - Виталий Храмов

– Не советую спешить, – бубнит Дубняк, – и показывать эти клинки кому-либо, кроме доверенных мастеров-оружейников, лучше – собственного Дома.

– Хм-м! – Горан потёр подбородок. – Верно! Ты мудр, Дубняк! Помнится, ты просил Деда о продлении найма. Без него, условия изменились?

– Изменились, – склонил голову Дубняк, явно оценивший, как юноша «забыл» его имя, – но обговорить можно.

– Ну, так пойдём, обговорим, – Горан разворачивается к дому, но увидев в проём дверной, как там взметнулись космы сестры и подолы её юбок, повёл Дубняка к навесу, где стража ночевала и готовила обеды. – Или подождёшь… кого постарше?

– Если твои слова – слова всего Дома, зачем ждать? – пожал плечами страж.

Горан почесал затылок, говоря:

– Думаю, теперь мои слова больше чем Слово Дома Медной Горы. Как бы ни пришлось нам всем такой… хм… тесной семьёй держать речь за весь Запад! Ие-ха-ха!

Горан сокрушённо качал головой при этих словах, но глаза его озорно горели, когда он подмигнул Пламени.

«Он же и нам – Дед! – добавил Зовом молодой огненный маг. – Или он был напрасно?»

Пламя, желая скрыть вновь выступившие слёзы, закинула голову к небу, где утреннее светило уже начало припекать её лицо, высушивая её слёзы.

Ярое утреннее светило ярко отблёскивало на доспехах и частоколе копейных наконечников стройных коробок сотен щитоносцев и конных полусотен, которые под знаменем Императора вливались в столицу – разом через все ворота. Император наконец привёл своё войско. Для полной зачистки столицы от всей проявившейся гнили людской этого древнего и славного города. Во время этого сумбурного пьяного бунта отпрысков знати очень многое стало кристально ясно. Очень многие люди проявили себя и свою жизненную позицию. И очень многие поняли для себя нечто весьма важное, о чём они даже не думали, погребённые ворохом ежедневных мелких, но важных забот. Потому люди с ликованием встречали имперские полки. С радостью – избавления от страхов Тьмы и надеждой, что этот рассвет станет началом похода на Тьму. И Император, опираясь на свою знать и Светлый Престол, изгонит Тьму, как рассвет светила изгнал ночной мрак с улиц столицы.

Завершение 2

Она была полноправной хозяйкой этих мест. И никто не осмеливался оспаривать её права на эту землю. Никто. Тем более сейчас. Всяк знал, что свирепее Скверного Медведя может быть только Скверная Медведица, защищающая логово медвежат. Вся Чаша Погибели Богов знала, что она принесла сразу трёх медвежат. Никто не смел нарушать её покой. До тех пор пока медвежата не вырастут и не покинут берлогу в поисках своего места, своей земли, своих охотничьих угодий и всего удела ответственности.

Потому что кроме охотничьих угодий, Чаша Погибели Богов была и зоной ответственности Скверной Медведицы. И всё, что жило в этих мрачных, топких и влажных лесах чаши надеялось на её защиту. И Медведица стояла на страже этого неустойчивого равновесия жизни в этих Скверных Чащобах. Это была её земля. Охотиться на ней могли только те, кому Медведица позволила.

Опасность она почувствовала сразу же. Едва на самой опушке Леса погибли первые Живущие, Медведица грозным рыком загнала медвежат в укрытие берлоги и побежала навстречу опасности, проламываясь прямо сквозь влажные заросли скверных растений. Все звериные тропы были заняты спасающими свои жизни её поднадзорными. В их мыслях была паника, они смердили – ужасом. В этом парализующем страхе даже не замечая Хозяйку, влетая ей прямо под лапы, визжали, разрывая свои связки и мускулы, вырывая свои завязшие в дёрне когти – рвались прочь.

Когда Медведица увидела ЕГО, её тоже охватил ужас. Смертный ужас. Все, у кого хватало ума или Чувства Жизни, многим заменяющее ум, с одного взгляда на НЕГО ощущали этот Смертный Ужас.

Но Клыкан не обладал ни тем, ни другим. Толстая шкура, длинные клыки, большая масса и свирепость заменяли ему и ум, и чутьё. И Клыкан принял смерть за того, на кого он был похож только внешне – на Двуногого. На одного из тех Двуногих, что забредали сюда, надеясь на свои острые холодные Длинные Зубы. Потому Клыкан сделал то, что делал всегда – атаковал, надеясь разорвать, растоптать Двуногого. И отведать его мягкой и нежной плоти. Пустоголовые Клыканы атакуют даже Ходячие Кости, каждый раз надеясь отведать плоти Двуногих, которой на Ходячих чаще всего уже не бывает.

Медведица залегла, смотря на атаку Клыкана сквозь смеженные веки. Клыкан – ожидаемо – промахнулся. Двуногие – ловкие. Если сразу не побежали в ужасе от опасности, то для охоты на них нужно терпение и ловкость. Клыкану выносливость и свирепость заменяли ловкость, а упрямство у него было вместо терпения.

Но в этот раз Клыкану не помогло ничего из того, что обеспечивало его выживание и свою собственную нишу в тесной взаимосвязи пищевых цепочек Мира. Короткий пронзительный визг достиг Медведицы одновременно с нестерпимой вспышкой Смертельной Опасности. И Медведица, впервые за всю свою жизнь издав рёв ужаса, рванула к берлоге.

Медведица уже не старалась ступать тихо, вкрадчиво, не припадала к земле, не обнюхивала воздух, не прислушивалась к разлитой в воздухе Жизни, как она делала, подкрадываясь к этому Двуногому. Медведица уже поняла, кто пришёл в её землю. Смерть. Неотвратимая Смерть. Которую невозможно остановить, невозможно убить. От Смерти можно только убежать. И Медведица спасалась бегством. Впервые с тех времён, когда она покинула берлогу своей матери.

Но Несущий Неотвратимую Смерть Двуногий настигал её огромными прыжками, как то насекомое, за прыжками которого так любят наблюдать её медвежата. Двуногий уже не обращал внимания на прочих Живущих. И леденящее кровь понимание, что Несущий Смерть пришёл именно за ней, охватило Медведицу. Хозяйка Чаши Погибели Богов прямо на ходу облегчилась, опорожнив мочевой пузырь и кишечник, рёвом подзывая медвежат из берлоги.

Медвежата были, как и Медведица, как и их буйный отец, очень сообразительными, хорошо чувствующими течения потоков Жизни, потому они выбежали из норы, пристроились за матерью и пушистыми комками катились по прокладываемой Медведицей тропе в зарослях изломанных Скверной деревьев.

Двуногий отстал, наткнувшись на камень Алатырь возле берлоги. И у Медведицы появилась надежда, что удастся спасти своё потомство, вывести медвежат из чаши, переставшей быть им домом.

Но все надежды рухнули, вместе со Светом Жизни, когда Двуногий встал прямо на её пути. Встал уже на самой опушке Леса. Медведица, ревя от злости и отчаяния, поднялась на задние лапы, выпрямляясь во весь свой гигантский рост, вознося над Двуногим мощные лапы с длинными и крепкими когтями. Мир для гигантского зверя сжался до размеров этого Двуногого.

Медведица не питала никаких надежд на исход поединка. Она лишь надеялась вырвать для медвежат шанс спастись. Дать им время убежать. Но в тот момент, когда невидимая стена ударила Медведицу, отшвыривая её, придавливая к земле, вдавливая её во влажную топь чаши, до ушей Медведицы донесся отчаянный крик боли её младшего медвежонка, лапа которого провалилась в расщелину скрытой под дёрном скалы и застряла.