Книга Машина пробуждения - Дэвид Эдисон

Казалось, все вокруг каким-то образом изменилось, когда над горизонтом поднялась планета. Они все почувствовали это, даже Нини поежилась в своей вечной полудреме на кушетке, пытаясь найти хотя бы пятнышко недрожащего света. Лизхен всплеснула руками, подгоняя слуг, казавшихся еще более встревоженными, чем она сама; они принесли и тут же унесли пирог, а потом вернули его вновь, уже разрезанным на ломтики, но только затем, чтобы вновь забрать и нормально охладить; заварка в принесенных чайничках была сочтена слишком старой, а жареная рыба была отклонена как яство, не подобающее случаю.

– Я знаю, что время обеденное, – взъярилась Лизхен на служанку с голубиными лапами, – но это чаепитие. Неужели вы обедаете во время чаепития? Разумеется, нет, не так ли? Потому что это было бы просто смешно. Пошла вон!

– Спасибо, Крелла, – сказала Пурити уходившей девушке, прежде чем с улыбкой повернуться к Лизхен. – Уверена, она старается угодить изо всех сил. В конце концов, такую прислугу, пытающуюся вникнуть во все детали, как Крелла, трудно найти.

Лизхен ответила нервной улыбкой.

Нини чуть наклонилась к приятельнице и прикрыла губы ладонью, но шепот все равно получился громким:

– Пурити, это же была Нарви. А Крелла – гувернантка и не работает на семью Лизхен уже года три.

– Ой! – произнесла Клу. – Как глупо с моей стороны!

– К черту Креллу и это глупое чаепитие! – пробормотала себе под нос Ноно.

Лизхен в недоумении посмотрела на нее, и Нини подняла ладонь, призывая всех к спокойствию.

– Ох, Лизхен, – растягивая слова, произнесла она, – не будь слишком сурова к Ноно. Хотя, может, у вас, Братислав, так заведено. Как там говорят: каков отец, такова и дочь, да?

Ноно вдруг резко вскочила, сжимая ручку своего зонтика. Взглядом, который она метнула на сестру, казалось, можно резать стекло.

«Это еще что такое?» – удивилась Пурити, распрямляясь. Она постаралась сделать так, чтобы ее лицо ничего не выражало.

– Лизхен, – размеренно произнесла Ноно, глядя на Нини, – быть может, обед – не самая плохая мысль. Скажем, сочная жирная пташка, запеченная живьем.

Нини сощурила глаза, и без того вечно полуприкрытые тяжелыми веками.

– Даже не знаю. Мне кажется, еще довольно рано… – Тут до Лизхен вдруг дошел смысл сказанного. – Постой, что ты там сказала о моем папочке?

Пурити затаила дыхание, не зная, восхищаться ей переменами, что теперь уж точно произойдут, или страшиться того, какое обличье они примут. Но дух разворачивающаяся сцена определенно захватывала.

С губ Нини сорвался сухой смешок.

– Прости, Лизхен. Ноно несколько последних месяцев трахалась с твоим папашей.

«Ну и ну!»

Лизхен открыла было рот, собираясь что-то сказать, но потом передумала и уставилась в чашку, подрагивавшую в ее руках.

– Понятно… – наконец тихо произнесла юная Братислава.

Завладевший небесами оранжевый газовый гигант, перевитый желтыми и коричневыми полосами, озарял их своим неверным светом. «Сегодня в роли спутника выступаем мы», – подумала Пурити и тут же отругала себя за столь лиричное настроение, в то время как разворачивался скандал. Свет огромной планеты спорил с лампами-бульотками, установленными на столиках по всей гостиной. А ведь золоченые плафоны должны были бы придавать хоть некое подобие солнечности ядовитооранжевому зареву, испускаемому повисшим в небе огромным шаром. Лучи, пробивавшиеся сквозь зеленоватое стекло Купола, окрашивали помещение в странные тона; Пурити даже вдруг представилось, что они с девочками сидят в каюте тонущего корабля и смотрят на солнце сквозь толщу морской воды.

«Мы тонем, – подумала она, – но никто этого не замечает».

Хотя, возможно, с последним выводом она поспешила. Взять хотя бы Ноно. В последнее время Нонетту Лейбович будто подменили – она вдруг сбросила свою неподвижную маску, выпустив на волю весьма нахальную барышню. И Пурити была в восторге от ее актерского таланта, если не от методов. Впрочем, Клу не могла с уверенностью сказать, что все понимает. Неужели их Ноно все это время только строила из себя дурочку?

Пурити решила запустить пробный шар, чтобы проверить случившиеся в их обществе перемены, а заодно и нарушить неловкое молчание:

– Слышала, Оружие крадет души – потому-то после его применения и не остается ничего, что могло бы возвратиться в тело или же воплотиться в новом обличье.

– Умоляю, – осклабилась Ноно, – все это чепуха. Да и вообще, от кражи душ не больше проку, чем от кражи носков.

«Любопытно».

– О чем это ты, Ноно, дорогуша?

Ноно повела своим смешным зонтиком.

– Даже не знаю, как объяснить. Предположим, ты украдешь даже тысячу этаких штуковин. И что дальше? Души не более годятся в пищу, чем, скажем, грязные носки. Ты точно не сможешь их продать, да и друзья вряд ли обрадуются, если получат нечто подобное в подарок. Полагаю, дойдя до крайней степени авангардизма, из них можно пошить нечто вроде платья, да только что это даст? Кучу возни со всеми этими душами ради одного вечера позора? – Ноно вдруг разразилась непривычным для нее смехом – резким и ехидным. – Нет, можете оставить свои подлые душонки себе, – если мне захочется украсть, я выберу что угодно, но только более старомодное и полезное.

Что же это такое? Неужели Ноно внезапно оказалась притворщицей?

Лизхен постаралась не обращать внимания на реплику Нини, касавшуюся ее отца, лорда-сенатора. Настоящие леди не комментируют скандальные домыслы.

– Конечно же, ты выражаешься фигурально, Ноно. Ведь благородные дамы не воруют.

– Неужели? – произнесла Пурити с максимальной учтивостью в голосе, на какую только была сейчас способна.

– Даже и не знаю, я, быть может, и купила бы платье из душ. – Нини уставилась на свои ногти, но в изгибе ее тонких губ Пурити успела заметить скучающую злобу.

– Этим-то мы с тобой и отличаемся, Нини, – резко повернулась Ноно к сестре, внезапно приходя в неистовство. – Все полагают, будто мы с тобой одинаковы, но нельзя ошибаться сильнее. Ведь ты купила бы чертово платье, в то время как я бы тебе его продавала. А затем ты подыхала бы с голоду, поскольку потратила на него все свои грязные и у тебя не осталось бы ничего, чтобы тебя накормить и согреть, – только тонкая ткань из сшитых душ. Бесполезная ты кукла!

Комната погрузилась в ошеломленное молчание. Никто прежде не слышал от Ноно настолько длинных тирад, не говоря уже о том, чтобы она проявляла на людях хоть какие-то признаки характера и личности.

– Так между вами все-таки есть различия? Впервые о таком слышу! – расхохоталась Лизхен, но голос ее прозвучал визгливо. Пурити не думала, что подруга заметила тот взгляд, которым ее окинула Ноно. – Девочки, ну что бы сказала ваша мама, если бы услышала, как ее дочери лаются друг с дружкой, словно бешеные псы? Ничего хорошего, смею вас заверить. А теперь, пожалуйста, давайте все просто…