Книга Тайны Полюса - Кристель Дабо

У Офелии замерло сердце.

– Может быть, он имел в виду пропавших?

– Вот это меня интересует еще меньше, чем прошлогодний снег! – раздраженно воскликнула мать, воздев глаза к потолку. – Посмотри на себя: в каком ты состоянии! Вся в синяках с головы до ног! Рено рассказал нам, как на тебя напали из-за господина Торна!

Ренар смущенно вертел в руках монокль.

– При всем уважении… я не говорил, что «из-за господина Торна».

– Торн здесь ни при чем, – подтвердила Офелия.

У крестного яростно встопорщились усы. Он схватил за спинку стул, на котором сидела Офелия, и с неожиданной для своего возраста силой повернул его к Докладчице.

– Взгляните-ка на ее лицо! Вы здесь, чтобы докладывать, да? Вот и доложите это Настоятельницам!

Докладчица, сидевшая рядом с приемником, промолчала. Сейчас она выглядела очень смущенной; флюгер-журавль на ее шляпе беспорядочно вращался, ни на ком не останавливаясь, что свидетельствовало о его замешательстве.

– Моя дочь была совершенно здорова, когда я доверила ее господину Торну! – подхватила мать Офелии, возмущенно тыкая пальцем в сторону приемника. – Этот низкий человек вернул мне ее избитую и как ни в чем не бывало уехал по своим делам!

– Съезд Семейных Штатов – отнюдь не «свои дела», мадам Софи! – возразила Беренильда. – Он созывается один раз в пятнадцать лет, и каждый вопрос, который на нем обсуждают, необычайно важен. Мой племянник в качестве интенданта участвует в нем впервые. Это очень большая ответственность, и я заранее вам признательна за понимание.

Голос Торна неутомимо продолжал:

– …Что касается Невидимок и некоторых других категорий Отверженных, то все давно признали их полезность для общества. Если мы обратимся к тексту закона о Реабилитации, к статье шестнадцатой, пункт четвертый…

Офелия придвинулась вплотную к приемнику и стала внимательно слушать. Какое личное заявление Торн собирался сделать?

– Наверное, он что-то узнал, – пробормотала девушка. – Может быть, у Паутины появились новости об Арчибальде?

Беренильда обменялась взглядом с тетушкой Розелиной и повернулась к Офелии, грациозно тряхнув белокурыми локонами.

– Паутина отозвала Валькирию, которая меня охраняла. Причину я узнала два часа назад по радио. Сестры Арчибальда сделали заявление о своем брате. И очень печальное заявление, – предупредила она, вглядываясь в очки Офелии. – Я не знаю всех подробностей, но определить местонахождение Арчибальда невозможно. Его психическое состояние действовало разрушающе на всю семью, поэтому Паутина приняла решение прервать с ним связь посредством специальной процедуры. И боюсь, моя дорогая, – прибавила Беренильда, увидев, как побледнела Офелия, – что мы больше никогда не увидим нашего экстравагантного посла.

Офелия зябко поежилась: ее вдруг охватил озноб. Она вспомнила свой сон: Арчибальд махал ей обрезанной телефонной трубкой. «Если вы его не найдете, связь между ним и нами прервется. А это необратимый процесс, который, скорее всего, приведет к его смерти», – предупредил ее дипломат в Зале рулетки.

Сначала Матушка Хильдегард. Теперь Арчибальд. Офелии было холодно, очень холодно.

– Почему вы не разбудили меня?

– Тебе не в чем себя винить, дорогая, – мягко заметила тетушка Розелина. – Твоя мать нам все рассказала. Господин Фарук не должен был взваливать на тебя такой груз.

– А пока нам нужно подобрать нового крестного для моей дочки, – вздохнула Беренильда, целуя ребенка в лоб. – Как и имя, моя милая Офелия, когда вы успокоитесь. Ну возьмите же себя в руки, – прибавила она с грустной улыбкой. – Я тоже немного привязалась к этому бесстыднику, но мы должны думать о собственном будущем.

Дрожа от внутреннего холода, Офелия прижалась ухом к динамику. Она все еще ждала от Торна чуда и ничего не могла с собой поделать. Он выглядел таким решительным, таким уверенным там, на берегу, у подножия маяка. Наверняка у него уже созрел какой-то план…

Между тем Торн завершал свое выступление цитатой из Межсемейной конституции, напоминая о правах каждого члена Семьи. Офелия старалась не пропустить ни одного слова, сам звук его голоса вселял в нее надежду.

– Всё! – объявил телеграфист отеля. – Интендант закончил свою речь!

Толпа, окружившая радиоприемник, затаила дыхание. Голос Торна сменился скрипом стульев и невнятным гулом. Но когда откуда-то из глубины раздался голос Фарука, снова воцарилось молчание.

– Благодарим вас за столь обстоятельный доклад. Ваша просьба о… э-э…

– О реабилитации, монсеньор.

Офелия узнала характерный шепоток юного референта.

– Именно так, – сказал Фарук. – Ваша просьба о реабилитации принята к рассмотрению и зарегистрирована в книге… э-э…

– Жалоб, монсеньор.

– Именно так. Мы ее обсудим, а затем поставим вопрос на голосование… э-э…

– Депутатов, монсеньор.

– Именно так. Вы свободны.

– Я хотел бы сделать заявление, – прозвучал голос Торна.

Послышался шелест бумаги. Офелия ясно представляла, как Фарук листает свой блокнот-памятку.

– Оно включено в повестку дня?

– Нет, – ответил Торн. – Я прошу вас дать мне три дополнительных минуты к моему выступлению. Этого достаточно для того, что я собираюсь объявить.

– Будьте кратки.

Раздался звук воды, льющейся в стакан, – видимо, у Торна пересохло горло. Сделав глоток и откашлявшись, он сказал:

– Монсеньор, у меня в руках договор, который мы с вами заключили. Согласно этому документу, я обязался жениться на чтице с Анимы, объединить ее семейный дар со своим и представить вам расшифровку вашей Книги в обмен на дворянский титул.

– Что еще за бред? – воскликнула мать Офелии. – Какой такой договор?

Офелия сделала ей знак замолчать и еще плотнее прижала ухо к приемнику. Даже Беренильда застыла в кресле, став похожей на фарфоровую куклу.

– Да, – отозвался Фарук после некоторого колебания. – Я помню. Кстати говоря, ожидание слишком затянулось.

И вдруг из приемника донесся треск разорванной бумаги под негодующие восклицания собравшихся.

– Вот, – прозвучал спокойный голос Торна. – Я уничтожил договор. Я отказываюсь от женитьбы, я не буду читать вашу Книгу и подаю в отставку. Хочу подчеркнуть, что это решение я принял самостоятельно, а значит, и за все последствия буду отвечать сам. Благодарю за внимание.

Удивление сменились возмущенными криками, но ужаснее всего было молчание Фарука. Раздались удары молотка, кто-то потребовал тишины, а потом заиграла музыка.

Оцепеневшие слушатели продолжали стоять вокруг приемника.

– Почему?

Все взгляды обратились к Беренильде. Расширенные глаза, дрожащий подбородок, сморщенный лоб, искривленный судорогой рот – сейчас красавицу невозможно было узнать. От безупречной светской дамы не осталось и следа.