Книга Шехерезада - Энтони О'Нил

— У меня козлиный желудок.

— Все-таки не повредит, — настаивал Юсуф.

Солоноватая жидкость медленно прошла по пищеводу в бурчавшие желудки, где шумно свернулась. Доели сухари, почти допили воду, опасливо сжевали последние финики. Уже два полных дня они провели в пустыне без всяких происшествий, но и без всякой уверенности, что идут верным путем. Ночь напоминала им пропасть, за которой кроется не столько неизведанная земля, сколько некая неимоверно грозная сила. Алмазные звезды, красное пламя, непривычно светящиеся фигуры — все вызывало странное волнение, словно их неотвратимо затягивало на плаву в предательский поток, и Зилл не смог удержаться от замечаний по этому поводу.

— Мне бы хотелось ответить на вопрос капитана, — начал он, — о пользе сказок.

Касым, по естественной склонности наблюдавший за ходом луны и созвездиями, опустил голову, с негодованием взглянув на юношу.

— На какой вопрос? — переспросил он. — Ты о чем это?

— По-моему, — улыбнулся Зилл, — ты сомневался в достоинстве фантазий Шехерезады.

— Не помню, чтобы я в чем-нибудь сомневался, кроме того, что ты — мужчина.

— Просто думаю, — продолжал Зилл, — что, какими бы фантастическими ни казались порой ее сказки, мир не менее чудесен, просто мы этого не понимаем.

— Думай себе, что хочешь. Мир вовсе не чудесен. По крайней мере для мужчины.

— Ты ведь наверняка видел нечто невероятное, не веря собственным глазам, пока не убеждался в его реальности?

— Я своим глазам всегда верю. Сомневаться повода не было. — Касым с удовольствием вступил в спор, разогревший уставшую кровь.

— Разве в Ифрикии, — продолжал Зилл, имея готовый ответ, — земледельцы не выкопали кости гигантского демона, не похожего ни на одно существо, живущее на свете? Разве китайцы не изобрели иголку, которая, куда ее ни помести, постоянно указывает на север? Разве снег не падал зимой на Багдад? Разве не говорят, что в пустыне поют пески?

— Что-то я никаких песен не слышал, — усмехнулся Касым.

— Тут нечего спорить, об этом свидетельствует слишком много источников. Мы тоже услышим, — уверенно заявил Зилл, — когда песков будет больше.

— Ты и другую песню услышишь, — рассмеялся Касым, — хлебнув вдоволь вина.

Зилл тоже посмеялся, прежде чем продолжать:

— Подобные явления, реальные или воображаемые, запечатлены в нашей памяти, просачиваются в наши сны и обретают величие в наших мифах. Сама Шехерезада обработала многочисленные легенды, вплетая их в канву своих сказок. Например, магнитный остров в Красном море, легенда о гигантской стреле, с помощью которой финикийцы доказали, что земля круглая. Здесь я вижу…

— Круглая? — перебил Касым и сел. — Ты только что сказал, что земля круглая?..

Зилл замешкался.

— Я только хотел заметить…

— Круглая? Так ты сказал? Земля круглая, да?

— Для моих рассуждений это значения не имеет, — оговорился Зилл, стараясь не отвлекаться от темы. — Просто существует легенда…

— Земля плоская, как динар, — воинственно провозгласил Касым. Он уже слышал ересь о круглой земле, знал, что она вошла в моду среди умников-книгочеев, но, как любой моряк, мало в нее верил. — Плоская. Чтобы проплыть по морю от востока до запада, требуется пять сотен лет, а суша стоит, как палатка посреди пустыни. — Таково было его убеждение, которое он приводил неизменно, отстаивая превосходство моря.

Зиллу меньше всего на свете хотелось спорить с Касымом, тем более показаться еретиком, но в то же время он не мог отступиться от истины.

— Это на самом деле не важно, — игриво улыбнулся он, — однако греки верили, что земля круглая, а до них египетские и вавилонские астрономы. Наши собственные…

— Они все ошибаются.

— …наши собственные астрономы из обсерваторий в Мерве и Пальмире подтверждают. Сам халиф собирается как-нибудь повторить Эксперимент Эратосфена по измерению земной окружности, если только найдется подходящая равнина. Впрочем, я согласен, что это пока лишь теория. Не имеет значения…

— Можно подумать, будто люди могут жить на айве, — хмыкнул Касым, ничуть не сдаваясь, не отказываясь от излюбленного представления о том, что небеса покоятся на хризолитовых горах Каф, отражение которых придает водам зеленоватый оттенок. Слыша от моряков слишком много рассказов об этом, он не мог усомниться в их правдивости. — Да и вода на шаре не удержится.

— Исследования ставят больше вопросов, чем дают ответов, — согласился Зилл. — Замечательные вопросы. Я уверен, что мы, приложив усилия, даже на них ответим.

Исхак, обычно старавшийся не высказываться при всех, всегда говоривший с Зиллом только с глазу на глаз, не сдержался.

— Почему бы тебе не приложить усилия, — вставил он, — вместо того чтоб напрасно растрачивать силы на низменные фантазии хурафы?

Зилл оглянулся, внешне пытаясь не выдать растерянности перед атакой с другой стороны.

— Не все рассказы Шехерезады фантастичны, — возразил он с улыбкой, — и не все фантазии низменны.

— Не бывает ковров-самолетов, — без промедления заявил Исхак, — а воры всегда остаются ворами.

Зилл бросил озабоченный взгляд на Юсуфа, спеша разрядить нараставшее напряжение.

— Действительно, Шехерезада несколько преувеличивает, — признал он, — выдумывает, уплотняет и ускоряет обычную жизнь. Но при этом, безусловно, знакомит нас с чудесами, которые мы в реальности вряд ли бы разглядели. Морские чудеса ведь не сплошь фантастичны?

— Нет ни русалок, ни китов размерами с остров, — провозгласил Исхак.

Тут вмешался Касым, отбросив внезапное равнодушие к спору, ринувшись на защиту морских чудес.

— Я видел в Тапробане людей, живущих на черепашьем панцире, — возразил он аскету. — И отпечатки ступней Адама в аль-Хинде, и Обезьяний остров в Китайском море, и красных муравьев, утащивших младенца на острове Михрадж! — Сверкая глазами, он с легкостью находил слова, подбирал осколки хранившихся в памяти воспоминаний, убедительно удостоверяя свой опыт.

Рассмеявшийся для разрядки Зилл неожиданно понял, что ему — хатыбу, оратору, мобилизующему перед битвой разрозненные войска, — выпадает редкая возможность воспользоваться раздором союзников и, приложив необходимое старание, всех подчинить себе последним чистосердечным цветистым призывом.

— Что б это ни доказывало, — начал он, — говорят, финикийцы сделали стрелу длиннее копья, выстругали по особым расчетам из ствола дуба, год выдерживали в масле, пропитали селитрой и серой, потом подожгли, велев лучшему воину пустить ее из лука размерами больше любой лиры. Они считали, что если земля действительно круглая, то стрела обогнет ее и вернется к ним с неба. Горящая стрела улетела за горизонт, и никто никогда ее больше не видел, определенно, не в небе, хотя и на земле ее не нашли, поэтому ничего так и не доказали. Конечно, это просто легенда, которую Шехерезада очень удачно использовала в сказке о царевиче Ахмеде…