Книга Дежавю - Татьяна Шмидко

Я проснулась от того, что в дверь громко стучали. За окном уже было темно и я не сразу поняла, где нахожусь.

Мысли медленно кружились в голове, возвращая меня на борт «Изабеллы». Как ни крути, а сон был вещим – однажды Прайм вернется к моему окну и увидит сгоревший остов дома. Что он подумает? А что он почувствует – даже страшно представить. Мое сердце сжалось от воспоминания. Как же жаль, что мама не оставила мне ничего – только незначительные долги, которые из-за чумы уже некому было отдавать. Мне бы тогда не пришлось уезжать в Антверпен, к дяде. Я бы осталась в Калелье и дождалась Прайма. Но этого не случилось, и мне, как козе на веревочке, приходится прибиться к ближайшему мужчине и покорно ждать решения своей участи.

Отец Андрео даже обещал попробовать продать землю с виноградником, что было маловероятно – он не приносил прибыли, да и лучших участков земли было предостаточно. Так что будет чудо, если кто-то на нее покусится и у меня появится небольшое состояние, которое поможет мне прожить какое-то время.

В дверь снова грубо постучали.

– Госпожа де Ламбрини! Госпожа де Ламбрини! Немедленно откройте дверь! – кричал капитан. – Эта чертова девка заперлась на твой засов, Мартин! Вот какого было делать его таким прочным? Мне что, теперь пушкой дверь выбивать? – кипятился капитан.

– Ну, так вы сами приказали, капитан! – ответил спокойно неизвестный мне Мартин. – Я же взял, как положено – мореный дуб и провозился с ним, как дурак, почти неделю. Сами же говорили – невинная барышня ехать будет, а эти черти уже перепились! Еще немного и начнут бузить! Как будто вы сами не знаете! – ответил Мартин.

– Да знаю, знаю! От этих рыцарей, разрази их гром, одни убытки и никакого толку! Только жрут, спят и пьют, как стадо верблюдов! – сказал капитан, стукнув кулаком по стенке моей каюты.

Я встала и, вытерев глаза рукавом, отперла засов и приоткрыла двери, увидев перед собой капитана, высокого и тощего мичмана Мартина, как я поняла, и еще кучку мужчин всех мастей и размеров – падкие до скандалов моряки пришли посмотреть на представление.

Капитан с облегчением увидел, что со мной все в порядке, и шумно выдохнул.

– Слушаю вас, – сказала я как можно более спокойным тоном.

– Ну, вы это… простите меня, барышня! Но вы кричали, и я подумал непонятно что, ну, сами понимаете… – сказал он и кивнул головой в сторону каюты рыцарей, откуда неслась разухабистая песенка.

– Спасибо за беспокойство, капитан, но вы, право, зря так волнуетесь. Я смогу постоять за себя, если что. Мне просто приснился дурной сон и все. Я в порядке, правда.

Капитан кивнул головой и сказал.

– Вот и ладненько! Через час подадут ужин. Сегодня у нас перепела в винном соусе и овечий сыр.

– Спасибо! – сказала я и закрыла дверь.

Я снова заперлась на засов и зажгла лампу, отчего каюта показалась немного уютнее, чем при первом осмотре. Бешенная штормовая качка прекратилась, и наш корабль плыл вдоль ночных испанских берегов, слегка качаясь на волнах. Мы еще не обогнули Пиренейский полуостров, но уже подплывали к границам христианского мира.

Дальше следовали поселения мавров-мусульман, которые неистово сражались с христианской реконкистой, не желая отдавать завоеванные когда-то земли. Война за освобождение шла уже второе столетие и ее конца не было видно. Я подсела к окну и стала вглядываться в берег. Может, я увижу их высокие минареты или небольшие города? Но сколько ни вглядывалась – видела только темные неясные очертания гор и слабые мерцающие огоньки приморских селений.

Но мне нужно было чем-то заняться, чтобы не думать о Прайме. Поэтому я села за стол, достала письменные принадлежности и задумалась: чего же мне ждать от жизни? Я ведь плыву в неизвестность. Если быть честной, то кому нужна бедная сирота? Мама и ее брат не очень любили друг друга, а его жена маму просто ненавидела. Что там произошло, я так и не узнала, но ненависть была обоюдной. Может, ее муж отнесется ко мне по-отечески? А кузины будут считать своей сестрой? Эх, это было бы просто замечательно!

Настроение улучшилось и мне захотелось рисовать, тем более, что новых впечатлений была масса – красивые пейзажи и колоритные личности повсюду.

Я собиралась изобразить капитана, но задумалась и… рука сама собой стала выводить знакомые черты: высокие скулы, миндалевидные, слегка раскосые глаза цвета спелой пшеницы, прямой, тонкий нос и волевой подбородок. Потом стала рисовать губы – верхняя губа была немного полнее нижней, но линия рта прямая, говорящая о многовековом покое и мудрости. Когда я дорисовала глаза, на меня посмотрел Прайм, и рука дрогнула, а из глаз скатились две горячих слезы. Но я решила не реветь и стала рисовать его волосы – длинные, развевающиеся по ветру.

– Вот и здравствуй, любимый! – сказала я, глядя на свой рисунок, который только чуть-чуть отражал все обаяние и все то, что я любила в нем. Я придирчиво посмотрела на результат и осталась недовольна – мой любимый был намного прекраснее, чем я смогла изобразить. Ну ничего, я попробую нарисовать еще один портрет завтра.

Я отложила портрет и прошлась по каюте, вдруг в дверь постучали. Я открыла дверь, и Мартин, одетый в чистый камзол, зашел в каюту с подносом. Он осторожно поставил его на стол и галантно сдернул свежую салфетку – передо мной было чудесно сервированный ужин. Где он взял серебряные приборы? Я с восторгом рассматривала эту роскошь.

– Это капитан вам прислал от своего стола. Вы будете столоваться у его повара. Так что и посуда тоже его. Угощайтесь, милая барышня! – сказал он и вежливо поклонился.

– Благодарю вас, Мартин! – сказала я и улыбнулась. За его спиной была палуба, по которой по своим делам сновали матросы. Мне до предела захотелось попасть на свежий воздух и немного пройтись.

– Мартин, скажите мне, могу ли я на минуту выйти из каюты? Мне срочно нужно к корабельному врачу, – сказала я и для верности попыталась очаровательно улыбнуться. Этот прием безотказно действовал на отца. Сработало! Моряк аж порозовел и ответил:

– Капитан сказал, что бошки нам оторвет, если мы выпустим вас на палубу. Но если взять в сопровождение еще одного человека, то думаю… а вам шибко нужно к доктору? – спросил он с надеждой, что я откажусь. Ха! Не на ту напал!

– Очень нужно, милый Мартин. Мне что-то нехорошо… – сказала я и приложила ладонь ко лбу, – тошнит и голова кружится…

– Ну, это дело понятное – морская болезнь это называется. Ничего страшного – от нее никто еще не помер, кажись. Ну, проблюетесь, и всех делов-то! – сказал он радостно, видимо, желая приободрить. Он широко улыбнулся, и я смогла сосчитать в его рту аж три зуба!

– Ну, все-таки мне бы следовало показаться доктору, потому что есть еще пару симптомов, которые я стесняюсь вам назвать… – сказала я, потупив взор.

Кошмар! Что же придется наплести доктору?

Было видно, как Мартин пытается сообразить, о чем это я, а потом закивал головой и сказал: