Книга Пробужденный - Коллин Хоук

– Лилия! Держись!

Амоз опустился почти к самым крокодилам и обхватил меня за талию. Я тут же в него вцепилась, одной рукой обвив мускулистую спину, а другой придерживая бесчувственного Амона. Затем Амоз взмыл в воздух – подняв вместе с нами и упрямого крокодила.

Астен, у которого теперь были свободны обе руки, моментально выхватил стрелу и всадил ее в мумию. Та вздрогнула и рассыпалась фонтаном зловонной пыли.

Пока я каталась на крокодиле, Амоз перехватил Амона поудобнее и теперь спокойно выдерживал двойной вес. Мы проплыли над морем клацающих зубами тварей и выбрались наружу через широкий пролом в стене.

Амоз с Астеном направились к небольшой рощице по ту сторону дюны, и я в который раз возблагодарила богов, что камеры не могут их засечь. Когда братья опустили нас с доктором Хассаном на землю, оба задыхались. Оглядевшись, я поняла, что мы недалеко от шоссе.

– Не будем терять времени, – решительно сказала я. – Я сейчас вернусь.

Как всякая уважающая себя американка, я умела делать хорошую мину при плохой игре – поэтому подвязала разорванную футболку, закатала джинсы, закрутила грязные волосы так, чтобы они хоть отдаленно напоминали дреды, и направилась к повороту. Мне предстояло изобразить богемного подростка, путешествующего автостопом.

Через пятнадцать минут я поймала машину достаточно большую, чтобы в ней поместились пять человек, и соблазнила водителя обещанием очень щедрых чаевых.

Когда он увидел наряды Астена и Амоза, брови его поползли вверх. Однако по-настоящему его потряс Амон. Доктор Хассан обвязал голову парня платком, чтобы скрыть пустые глазницы, но спрятать кровь было не так просто.

– Все в порядке, – быстро сказала я, когда водитель начал возмущаться. – Кровь не настоящая. Это задание от театрального колледжа – мы снимали документальный фильм о жертвоприношениях крокодильему богу. Главный актер так наклюкался, что до сих пор не может выйти из роли, ха-ха.

На самом деле я не была уверена, что в Ком-Омбо есть театральный колледж – и уж тем более сомневалась, что нам позволили бы вести ночные съемки на территории древнего храма. Видимо, шофера посетили те же мысли, потому что он всю дорогу с подозрением косился на нас в зеркало заднего вида. Наконец мы затормозили у ворот отеля, и водитель потребовал обещанной платы.

– Подождите минутку, – сказала я и высунула голову в окно, чтобы переговорить с Астеном. – Можешь его загипнотизировать?

– Что я должен с ним сделать?!

– Ну, убедить, что мы уже заплатили.

Водитель, который знал английский достаточно хорошо, чтобы уловить общий смысл сказанного, ощутимо занервничал, – но Астен быстро вскинул руку и погрузил его в транс. Несколько тихих слов на древнеегипетском, и водитель с блаженной улыбкой оставил нас в покое.

Тот же маневр обеспечил нас прекрасным номером с балконом. Амоз осторожно сгрузил брата на ковер в спальне.

– Ладно, теперь давайте его лечить, – сказала я, опускаясь на колени рядом с Амоном. Я страшно переживала, что больше не чувствую нашей связи. Рука парня была холодна как лед. Ни тепла, ни эмоций – лишь слабое дыхание, едва приподнимающее искалеченную грудь.

Амоз склонился над братом, внимательно вглядываясь ему в лицо.

– Еще рано, Лилия. Я исцелил его настолько, что прямо сейчас его жизни ничто не угрожает, но передача энергии – очень трудоемкий процесс. Если я допущу ошибку, ты можешь погибнуть. Поэтому мне нужно, чтобы ты была на пике сил.

Я медленно выдохнула.

– Ладно. И что мне делать?

– Поешь, – ответил он просто. – Отдохни. Соверши омовение. Что угодно, чтобы успокоить разум, укрепить тело и подготовить душу.

– Ты так говоришь, словно это будет мой последний завтрак.

– Я сделаю все, чтобы этого не допустить.

Я закусила губу и дотронулась до волос Амона.

– С ним точно ничего не случится, пока я отдыхаю?

– Можешь нам довериться, – ответил Астен. – Мы всю жизнь присматривали друг за другом и продолжаем делать это и после ее окончания.

– Ладно, – я прижалась губами ко лбу Амона, быстро вытерла слезы и встала. – Тогда я в душ. Доктор Хассан, закажете нам чего-нибудь поесть?

– Конечно.

В номере были две комнаты, так что я оставила мужчин в одной спальне, пересекла просторный коридор и направилась во вторую. Прошло добрых полчаса, прежде чем я вымыла из волос всю грязь и песок. Закончив «омовение», я почувствовала такую усталость, что дала бы фору любому зомби. Тем не менее я упрямо вытерла с зеркала испарину, щедро нанесла на кожу лосьон и расчесала волосы.

Переодеться мне было не во что, так что я завернулась в гостиничный халат и отправилась к мужчинам сказать, что ванная свободна. Но когда я зашла в комнату, там были только Амоз и Амон. Лунный бог сидел на полу рядом с братом, устроив локти на коленях и подперев щеку ладонью.

– Решил вздремнуть? – спросила я.

– Нет, я…

Амоз поднял голову – и едва заметно сглотнул. В серых глазах промелькнуло какое-то странное выражение, но он быстро спрятал его и отвернулся.

– Астен с доктором пошли раздобыть тебе новую одежду.

– О. Это очень кстати. Я хотела сказать, что душ свободен.

– Я омоюсь после возвращения Астена. – Амоз по-прежнему избегал на меня смотреть.

– Тебе со мной… неловко? Наверное, в загробном мире нечасто увидишь девушку в халате.

– Я уважаю вашу связь.

– Что ты хочешь сказать?

– Неправильно смотреть на женщину брата, когда он не может этого сделать. Особенно на женщину столь прекрасную, как ты.

Я улыбнулась.

– А я-то еще считала Астена подхалимом! – и я уперлась ладонями в колени. – Спасибо, но я не уверена, что Амон питает ко мне особые чувства. В любом случае оставлю тебя в покое.

Я уже направлялась к двери, когда до меня долетел голос Амоза:

– Если Амон не питает к тебе особых чувств, он просто дурак.

В словах парня звучала такая искренность, что по спине у меня побежали мурашки.

– Спасибо, Амоз, – тихо ответила я через плечо, прежде чем закрыть дверь.

Я не могла спать, когда Амон в таком состоянии, поэтому уселась в кресло, надеясь, что тишина меня немного успокоит. В кои-то веки мне не нужно было бежать, сражаться за выживание или препираться с темными жрецами. Поэтому я закрыла глаза и задумалась о своем самочувствии. Правда заключалась в том, что я еще никогда в жизни не чувствовала себя так плохо. Амоз назвал меня прекрасной, но зеркало отражало лишь уродство.

Обычно мягкая кожа казалась сухой, как пергамент, и была покрыта багровыми, желтыми и зелеными синяками, которые принимались ныть от легчайшего прикосновения. Хотя я несколько раз вымыла голову с кондиционером, пряди больше напоминали темные сосульки – а когда я тщательно их расчесала, на гребне осталось столько волос, что ими можно было бы набить подушку.