Книга Однажды на краю времени - Майкл Суэнвик

Вдова зажмурилась и закачалась, как на ветру. По ее телу пробежала рябь, превращая ее черты в упрощенную схему, убирая из них все человеческое. Она уже начинала расставаться со своим земным обликом.

Я вновь попытался с нею заговорить.

– Вдова… – произнес я, виновато протянув к ней руки.

Она напряглась, но не отпрянула. Наши пальцы соприкоснулись, сплелись, крепко сцепились.

– Элизабет, – произнесла она. – Меня зовут Элизабет Коннели.

И рассвет, и тот бесформенный ужас, что зовется днем, мы переждали на потолке «Рокси», обнявшись. Когда закат вновь пробудил нас ото сна, мы полночи проговорили, пока не пришли к тому единственному решению, которое в глубине души приняли заранее.

Мы потратили почти целый час, чтобы добраться до Семи Сестер и спуститься на высочайшую точку Талии.

Держась за руки, мы стояли на верхушке мачты. Из-под наших ног, точно порывы ураганного ветра, хлестали радиоволны. Приходилось цепляться изо всех сил, чтобы не сдуло.

У нас под ногами Талия безмятежно болтала с сестрами. Они были верны себе – в решающий для нас миг прикидывались, будто мы им совершенно безразличны. Но все они, как одна, нас подслушивали. Не спрашивайте, как я это узнал.

– Кобб? – произнесла Элизабет. – Мне страшно.

– Ага. Мне тоже.

Долгая пауза. Затем она сказала:

– Давай так: сначала я. Если ты бросишься первым, у меня духу не хватит.

– Ладно.

Она набрала в грудь воздуха – вот смехота-то, если подумать – и, отпустив мачту антенны, рухнула в небо.

Сначала она походила на воздушный змей. Потом на клочок бумаги. И наконец на стремительно падающее зернышко. Я долго стоял, глядя, как она падает и уменьшается. И вот Элизабет растворилась в мерцании этого задника Вселенной, стала еще одной искоркой бесконечности.

Она исчезла, и я невольно задумался, была ли она на самом деле. Действительно ли Вдова была Элизабет Коннели? Или же то был очередной осколок моего разбитого «я», связка объединенных одной темой воспоминаний, с которыми я должен был разобраться, прежде чем решиться на падение в небо? Бескрайняя пустота разверзлась вокруг меня, пустота, заместившая собой все сущее. И, судорожно схватившись за мачту, я подумал: «НЕТ! НЕ МОГУ!».

Но это мимолетное ощущение прошло. У меня масса вопросов, на которые здесь никто не ответит. Еще через миг я разожму руки и последую за Элизабет (если то действительно была Элизабет) в бездну ночи. Вечно падая, я превращусь в фоновое излучение, холодной тончайшей пленкой размажусь по Вселенной, стану гладкой, монотонной, адресованной всем и каждому радиограммой, которая легко поддается совершенно однозначной расшифровке. Пусть Талия передаст мою историю кому-нибудь, кто не поленится ее выслушать. Меня здесь уже не будет.

Пора в путь. Час отлета пробил – давным-давно. Мне страшно, но я ухожу.

Пуск.

Мертвый

Наш столик обслуживали три мальчика-зомби в одинаковых красных куртках: приносили воду, зажигали свечи, смахивали крошки между переменами. Их темные, внимательные, безжизненные глаза резко выделялись на фоне бледной кожи, настолько белой, что в приглушенном свете казалось, будто она светится. Я бы отнес их присутствие на счет дурного вкуса, но как сказала Кортни:

– Это Манхэттен. Легкий, продуманный вызов вкусу здесь в моде.

Один из мальчиков, блондин, принес меню и ожидал нашего заказа.

Мы оба заказали фазана.

– Прекрасный выбор, – откликнулся мальчик чистым, бесстрастным голосом.

Он удалился, но вскоре вернулся, держа в руке связку только что задушенных птиц, и предложил нам сделать выбор. На момент смерти ему было не больше одиннадцати, а его кожа отличалась тем редким цветом, который знатоки называют «матовое стекло» – гладкая, без единого пятнышка и почти прозрачная. Я не сомневался, что он стоил целое состояние.

Мальчик собирался уходить, но, повинуясь неожиданному импульсу, я тронул его за плечо. Он повернулся ко мне.

– Как тебя зовут, сынок? – спросил я.

– Тимоти.

С такой же интонацией он мог перечислять фирменные блюда. Он подождал еще секунду – убедиться, что дальнейших распоряжений не последует, – и покинул нас.

Кортни проводила его взглядом.

– Он бы чудесно выглядел обнаженным, – мечтательно произнесла она. – В лунном свете, у обрыва. Определенно у обрыва. Возможно, того самого, где встретил свою смерть.

– Вряд ли он бы так хорошо выглядел, если бы в свое время упал с обрыва.

– О, не будь таким занудой.

Официант принес наше вино.

– «Шато Латур 17»? – Я поднял брови.

Лицо официанта отличалось сложностью черт – такие любил писать Рембрандт. С беззвучной легкостью он разлил вино по бокалам и исчез в полумраке ресторана.

– Бог мой, Кортни, ты соблазнила меня при помощи более дешевой марки.

Она покраснела, но без удовольствия. Карьера Кортни продвигалась успешнее моей. Если подумать, она продвигалась успешнее меня во всем. Мы оба понимали, кто умнее, обладает лучшими связями и имеет большую вероятность получить угловой кабинет с дорогим антикварным столом. Единственным моим преимуществом на рынке брачных предложений оставалась принадлежность к мужскому полу. Чего было вполне достаточно.

– Это деловой ужин, Дональд, – ответила она. – Ничего больше.

Я придал лицу выражение вежливого сомнения, поскольку по опыту знал, что оно приведет Кортни в ярость. И, приступая к фазану, пробормотал:

– Несомненно.

Мы не затрагивали важные темы до десерта, но наконец я спросил:

– Как идут дела у Лоэб-Соффнер?

– Планируем расширение компании. Джим готовит финансовую часть предложения, а я занимаюсь персоналом. Мы думали о тебе, Дональд. – Она одарила меня хищным блеском зубов, который означал, что Кортни положила глаз на желаемое.

Кортни даже с натяжкой нельзя было назвать красивой женщиной. Но от нее исходила некая свирепая аура, будто что-то первобытное удерживается в тугой и ненадежной узде, и эта аура заставляла меня неудержимо ее желать.

– Ты талантлив, склонен к авантюрам и не слишком крепко держишься за свое место. Нам как раз требуются люди с подобными качествами.

Она поставила на стол сумку и достала из нее сложенный лист бумаги.

– Вот наши условия.

Кортни подвинула лист к моей тарелке и с наслаждением принялась за свой торт.

Я развернул бумагу.

– Но ведь это перевод без повышения.

– Зато неограниченные возможности для продвижения, – ответила она с полным ртом. – Если ты хорошо себя покажешь.