Книга Зачарованное озеро - Александр Александрович Бушков

его женщина — гаральянка с невиданными прежде сиреневыми глазищами. Бальдер сказал, что чуточку ему завидует: в Гаральяне он бывал и с тамошними сиреневоглазыми красотками, было дело, имел пылкие знакомства, но ни одна из них всерьез не затронула ни душу, ни сердце так, как неведомая ему женщина сударя Тарикера, — о простых приключениях не говорят со столь вдохновенным лицом...

На два голоса спели известное каждому Школяру «Балладино о прекрасной мельничихе». Юную красотку родители силком выдали замуж за богатого старика с доходной мельницей и прикопанным во дворе большим горшком с золотом. Урод сей превратил

молодую жену в прислугу за все, из скаредности не нанимая ни кухарку, ни служанок, тиранил и придирался, держал в обносках да вдобавок давно уже был негоден к исполнению супружеского долга. Не вынеся столь безрадостной жизни, мельничиха отправилась утопиться в омуте, но на лесной тропинке встретила молодого и красивого охотника. Тайная любовь длилась долго, и в конце концов монах-отшельник, грешивший, правда, любовью к темному пиву и охоте на диких кролей в угодьях местного барона, по всем церковным канонам объявил мельничихе церковную разлуку47 «по причине неспособности супруга исполнять супружеские обязанности», ведь заповедано Создателем: в законной любви плодите детей, дабы не прервался род человеческий. Мельничиха вышла замуж за охотника, оказавшегося — вот неожиданность! — поместным графом, и все у них, умиленно заверил отшельник, будет прекрасно.

Потом Бальдер уже в одиночку спел «Балладино о придорожных невестах зухвалого Ямщика» — песню крайне игривую, но лишенную непристойностей. Потом, снова на два голоса, пели «Байсы постоялого двора» и «Ветреную швейку».

Одним словом, время не плелось ленивой улиткой, а за приятным провождением летело незаметно. Словно бы проехали совсем немного — а одолели перегон, и показался постоялый двор, немаленькое скопище строений, сараев и конюшен. Вопреки ожиданиям Тарика, Бальдер проехал мимо, не сбавляя аллюра.

— Не стоит останавливаться, сударь Тарикер, — пояснил он охотно. — Лошадки и не поморились толком. Конечно, надо бы дать им небольшой роздых, а самим перекусить малость. Но мы ж едем к озеру Колайтен, а там, на полпути, майлов через десять, на проселочной дороге стоит деревенька Фрыжак. К дороге там вплотную подступает поместье одной маркизы, она молодая, вдовая, но денежку умеет сшибить так, что иной торговец обзавидуется. Устроила там таверну «Услада странника», посадила распоряжаться надежного человека — и денежку гребет совком. Там яства

47

Церковная разлука — развод по всем правилам.

отменные, главным образом из свежайшей озерной рыбы, каких и в столице не отведаете — только в королевский дворец особые посланцы наметом возят в мешках с водой свежую рыбу тех пород, что в столицу попадают редко. И дворяне, и просто богатые люди, едущие в гостевые деревни, там останавливаются. И цены, доложу вам, вполне себе умеренные, и вино хорошее, и насчет чего прочего, — он ухарски подмигнул, — договориться можно легко... Вот я и подумал, что вам стоит это заведение посетить. Что скажете?

— Хорошая мысль, — не раздумывая кивнул Тарик.

Вино его не особо интересовало, и уж никак он не собирался промышлять насчет «чего прочего», а вот редких яств, каких и в столице сыщешь только в королевском дворце, следовало отведать, чтобы было о чем рассказать на ватажке: первое его самостоятельное путешествие за пределы столицы, каждая мелочь слушателям будет интересна, а уж такое...

И в самом деле, у коновязи стояли три верховых коня, карета с гербом на дверцах и еще одна, без герба, но богатая. Когда они подъехали, к ним живо подбежали двое служителей, Бальдер им велел обтереть коней соломенными жгутами, а потом напоить. И широким жестом пригласил Тарика войти.

Тарик на него всецело положился — и Бальдер уверенно выбрал столик на пустой галерее, заказал подавальщику блюда с незнакомыми Тарику названиями. Расторопный подавальщик заверил, что не позднее чем через четверть часа все будет готово, с пылу с жару, а пока что принесет прохладительное питье.

Появился приземистый мужчина средних лет, лицо у него добродушное, но глаза цепкие, вмиг окинувшие гостей так, словно искусный портной снимал безошибочно мерку на глаз. Ничего удивительного — простодушных тавернеро и хозяев постоялых дворов, особенно таких вот придорожных, не водится, они все славятся немалым знанием жизни и людей...

— Как поживаем, Кульдар? — с широкой улыбкой осведомился Бальдер. — Я вижу, маркиза тебя еще не повесила за утаенную денежку?

— Вечно вы с шуточками, почтенный Бальдер, — смиренно отозвался хозяин. — Кто ж вешать станет меня, ничтожного, за честную службу? Не прикажете ли, пока кухарь искусно суетится, подать жергень из первой ежевики? Только что первый сбор учинили, с верхушек, вы у нас с весны не были, так что не пробовали...

Бальдер посмотрел на Тарика, и тот кивнул: он в жизни не слышал о таком напитке, да и ежевику редко пробовал.

— Несите, — сказал Бальдер и, когда хозяин проворно удалился, тихо поведал Тарику: — Подворовывает, конечно, как все дворянские управители, но так искусно, что вряд ли когда попадется. А поскольку он вольный со стороны, вовремя уйдет со службы с набитой мошной и хорошо устроится — может, даже в столице...

Вскоре хозяин сам принес на подносе пузатый кувшин и две пузатые чарки — все фарфоровое, белое, расписанное зелеными листьями и сиреневыми (совершенно как глаза Тами) ягодами ежевики. Роскошная посуда, какую и на королевский стол, пожалуй, поставить не стыдно... Да, таверна не для бедного народа, но вряд ли цены такие уж ошеломительные: иначе Ямщик, знавший, что у Тарика всего-то пять золотых, предупредил бы. «Садимся это мы в роскошной таверне, и приносят нам ежевичный жергень, а это, надобно вам знать, редкостное питье...» — так и будет рассказывать на старой мельнице. Любопытно, а Бальдер берет малую долю с этого Кульдара за каждого седока, которого сюда привозит? О таком писалось в голой книжке — ну что же, ничуть не предосудительная ухватка, дело житейское...

— Первый раз в жизни пробую, — сказал Бальдер, наполняя сначала чарку Тарика, а потом свою. — Но пахнет заманчиво...

— Очень даже, — поддержал Тарик искренне.

Пахло и в самом деле приятственно — ягодами, лесной свежестью, еще чем-то вкусным. После долгих разговоров и пения у Тарика чуточку пересохло в горле, и он осушил чарку до дна.

Все перед глазами завертелось и поплыло, он еще