Книга Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

вместе с ними ощущали всю доблесть атак.

Кравченко, примчавшись в палатку командного пункта, доложил по телефону командованию о своей боевой работе. И вдруг лицо его стало задумчивым. Он вышел из палатки и, щурясь на солнце, сказал:

— Сейчас, пожалуй, там морды бьют, на японском-то аэродроме. Кто прозевал, кто проспал, тому достается. А уцелевшие самолеты в порядок приводят. Эх, еще туда бы разок!

Над площадкой взлетела ракета, другая. И снова, заревев моторами, ушли истребители в небо за своим стремительным «ведущим».

Томительно текли мгновенья для тех, кто остался на земле. Нестерпимо сиял день, в струях марева плавали синие сопки. В палатках командного пункта застыли со своими трубками телефонисты.

— Летят!

Из голубого океана шел, нарастая, гул моторов. Вот стали видны самолеты, и уже снова летчики на земле. Смеясь и ликуя, рассказывали они, как опять неотвратимой бурей налетели на вражеский аэродром.

В юрте у Кравченко собрались боевые друзья. Позднее всех пришел Виктор Рахов. Он не участвовал во второй атаке. Догоняя полк, он увидел в стороне воздушный бой и заметил, как из боя вышел наш истребитель, а за ним, заходя в хвост, стремился японский самолет, испещренный широкими цветными полосами. Нашему угрожала гибель. Рахов дал газ «на полную железку» и с близкой дистанции ударил по врагу в крест. Он ясно видел, как мотнул головой японский летчик, в страхе делая поворот. Через мгновение Рахов, зайдя в хвост врагу, дал длинную очередь. Японский самолет задымился и наискось врезался в землю.

— Хорошо, хорошо, — сказал Кравченко и обнял своего любимца и друга Рахова.

Виктор Чистяков, мрачно кусавший губы, порывисто вскочил:

— Товарищ командир, разрешите слетать.

— Куда?

— Да на аэродром, надо же посмотреть, что мы там наделали…

Кравченко пытливо глянул на Чистякова, на суровое, словно вырубленное из темного камня лицо его, на густые брови, крылом сжатые над темными глазами.

А как вы будете итти?

— На две, на три тысячи метров.

— И зайдете, как мы, чтобы за солнцем быть?

— Точно.

И нежность, и опасение, и тревога за товарища хлынули в сердце Кравченко, но подумал, что ведь и самому ему хочется еще раз побывать там. Сказал строго:

— Слетайте. Смотрите только аккуратнее.

— Есть! — Лицо Чистякова озарилось улыбкой. Он четко повернулся на месте и бросился со всех ног к своему самолету…

Летчики, весело переговариваясь, пили чай, закусывали. Быстро исчезали большие куски мяса, жареной птицы, хлеба. Кравченко подкладывал на тарелки еще и еще еды. Лукаво усмехаясь, поругивал друзей за то, что они будто бы мало едят, и сам старался за всех. Вбежал дежурный командир:

— Вас к телефону, быстро просят.

Перегоняя его, Кравченко пробежал в палатку и вот снова подал команду:

— Давай ракету! В воздух всем эскадрильям!

Опять в короткие, неуловимые мгновенья поднялся весь полк и ушел па фронт. Опять на площадках томительное ожидание. Оставшиеся собрались на командном пункте, жадно всматривались в напряженные лица телефонистов. По проводам неслись донесения. Телефонисты повторяли их вслух.

— Бой над Баин-Цаганом!

— Бой над Хамар-Дабой!

— Преимущество у японцев!

— Их пятеро на одного нашего!

Тревога охватила всех. Каждый хотел сейчас же взлететь и кинуться туда, на помощь друзьям.

— Почему же это так? Где же наша моща? — возмущенно выкрикнул один летчик.

— Наших больше! — неистово завопил телефонист. И все зашумели.

— Японцы тикают!

— А вы волновались, я же знал! — победно оглядывая товарищей, гордо сказал тот самый летчик, который только что спрашивал: «Где наша моща?»

Послышался гул самолета. Все выбежали. На площадку приземлился самолет. Вот он коснулся земли, неловко подскочил несколько раз и остановился. Товарищи помчались к нему на легковой автомашине. Летчик Чистяков махнул рукой из кабины:

— Скорее!

Подбежавшие товарищи увидели его бледное лицо и горящие глаза. Крылья самолета, фюзеляж, хвост — в пробоинах. Сам Чистяков ранен в ногу. Его осторожно вытащили, посадили на подножку автомобиля. Он жадно отпил из фляжки.

— Теперь легче стало, — сказал он, превозмогая боль.

Врач быстро распорол сапог, осторожно снял носок. Пуля попала в ступню, из раны показалась кость.

— Я пониже опустился, метров на восемьсот, — отрывисто рассказывал Чистяков, пока врач перевязывал ему рану. — Вот тут они на меня и насыпались сверху — восемь чертей. А все-таки я ушел. Да скажите же вы, что тут делается.

— Сейчас сообщили — наши бьют японцев над Хамар-Да-бой и Баин-Цаганом. Японцы удирают.

Чистяков улыбнулся.

— А как же иначе! Эх, скорее бы поправиться!

Задумчивые вернулись к палатке товарищи, проводив в санитарную часть Чистякова. Скоро ли вернутся остальные?.. И когда загудели истребители, пошли на снижение, на площадках их уже ждали. Вернулись все до одного. Вокруг Кравченко собрались восхищенные друзья, засыпали его вопросами.

— Как же это так? Японцев было больше, чем наших? Мы тут прямо с ума посходили.

Кравченко усмехнулся:

— Напутали, наврали. Когда мы подоспели, наших было полно небо. Ну, я вижу — хорошо. Покачал — и опять туда.

— Куда?

— На японский аэродром!.. Я же знал, что туда начальство пожалует расследовать. Так и вышло. Застали там два самолета, разрисованные, в молниях. Наверно, большие начальники пожаловали. Одного сожгли, а другой, прямо жалко, — успел удрать.

Кравченко вдруг стал озабоченным, почти мрачным:

— Нам теперь надо смотреть! Наверняка японцы с ответным визитом пожалуют. После обеда обязательно будут у нас! —

И он оказался прав. Часа через два к площадкам полка подошло больше чем полсотни японских самолетов. Они пробрались обходом, с тыла, на огромной высоте. Служба ВНОС сообщила об их приближении, когда они были совсем близко. На крайней площадке японские истребители успели на взлете сбить и зажечь одного нашего. Кравченко взлетел, когда японцы уже пикировали на его площадку. Виктор Рахов поднялся вслед за командиром. На взлете у него сорвало шлем, унесло очки. Голубоглазый, с развевающейся гривой золотых волос, Рахов боевым разворотом набрал высоту, не упуская из виду Кравченко. Он решил пожертвовать собой, если командиру будет угрожать опасность.

Наши летчики, отойдя от своих площадок, пристроились к своему командиру, набрали высоту и ринулись на врага. Мгновение назад у врагов были все преимущества: и внезапность, и высота, и было их в два раза больше. Но все они бежали от грозной атаки.

Кравченко ошеломил японского истребителя ливнем атак, принудил ринуться в бегство и, зайдя в хвост, запалил его огнем своих пулеметов. И тут же ринулся на подмогу товарищам. Набирая высоту, он увидел, что наш истребитель уже бьет японца, и, как ни крутится тот, — наш летчик, угадывая махинации врага, неизменно держит его на прицеле и бьет, и бьет.

— Да это же Виктор, мастер ты мой