Книга Росток - Георгий Арсентьевич Кныш

осудили проступок Беркович.

Наконец Робочук отпустил медиков и юристов, попросив задержаться директора института, где работала Майя, председателя месткома и Савича.

Григорий все время недоумевал, зачем сюда пригласили его? Ну, медики — понятно. Юрист — тоже. Директор Института охраны матери и ребенка и председатель месткома — тем более от них потребуется характеристика. А он-то здесь при чем? Чего хотят от него?

Григорий настороженно посмотрел на возбужденную, раскрасневшуюся Майю. Встретился с нею взглядом. Осуждающе прищурил глаза. «Что же она теперь будет делать? Как сложится ее жизнь? К какому берегу прибьется?..»

Директор института не ругал Майю, чтобы выгородить себя. Спокойными, выверенными, взвешенными словами отметил ее знания, опыт, старательность. Сказал, что в коллективе уважали Майю Львовну за чувство товарищества и откровенность. Она всегда была готова кого-то при надобности подменить, кому-то помочь или посодействовать. Легкую улыбку у Робочука и Григория вызвало заявление председателя месткома, что Майя Львовна аккуратно платила членские взносы.

— Хорошо, спасибо вам, товарищи, за информацию. — Робочук отпустил директора института и председателя месткома, посмотрел на Беркович, потом на Савича. — Теперь давайте разберемся с вами. Хочу узнать о взаимоотношениях, связывавших вас, Григорий Васильевич, и вас, Майя Львовна.

— Извините, Михаил Викторович, но, на мой взгляд, личные отношения — не ваша компетенция, — раздраженно отозвался Григорий. — Рыться в чужом белье... Знаете...

— Негативный ответ — тоже ответ и кое-что объясняет, — заметил Робочук. — Но только кое-что.

— Слышите, вы! — поднялась Майя, гневно насупив брови. — Вы хотите знать, с кем я... С вами — никогда! У меня солидный муж. Мы с ним прожили много лет. Кто вы такой, чтобы устраивать этот допрос?

— Вы видели вывеску, когда заходили в здание. Видели табличку на двери кабинета...

— Ну и что из этого? — пренебрежительно фыркнула Майя. — Разве я обязана законом или каким-нибудь кодексом давать вам какие-либо показания?

— Вы гражданка нашей страны, — свинцово-тяжелый взгляд серых глаз Робочука заставил Майю присесть. — А каждый гражданин, выполняющий служебные обязанности, подотчетен перед людьми, которые ему это доверили... Я говорю о вашем гражданском облике. Вы бросаете тень на тех, кто с вами общался, заставляете думать, что и они разделяют ваши взгляды.

— Вы о Григории Васильевиче? — вкрадчиво спросила Майя. — Так это уже его дело. Обратитесь к нему.

— Благодарю за совет, — иронично усмехнулся Робочук. — Григорий Васильевич, прошу откровенно... Какие у вас отношения с Майей Львовной?

Григорий хорошо понимал, что не от склонности к пересудам изучает все обстоятельства этого дела строгий председатель городской секции терапевтов. Он решил начисто отделить свои личные отношения к Майе от того, что узнал сейчас о ней. Решил — и как ни старался, не мог найти грани, которая разделила бы его личное от его ж таки, но уже не личного. Это последнее тонкими, острыми колючками впивалось в сердце, причиняя нестерпимую боль.

— Я увлекся Майей Львовной как человеком и как женщиной. В первые дни просто голову потерял. Настолько все остро выглядело, что подумывал основать с ней новую семью. — Григорий сделал большую паузу, чтобы собраться с мыслями. Майя встрепенулась, с благодарностью взглянула на него — не забыл, не охладел. — Нас рассудило время. После моего возвращения из Киева я не узнал Майю Львовну. Мы говорили с ней о трагическом случае с девочкой, о неприятностях, которые она должна была преодолеть. Как врач и как гражданка. Разрешите курить.

Прикуривая сигарету, Григорий решил не сообщать об исповеди Майи, о ее встрече со старым раввином. Зачем? Что это даст? Но как же в таком случае быть с чернявым молодым человеком, записавшим ее «протест» на магнитофонную ленту и, очевидно, без ее ведома передавшим его за границу? Нет, об этом надо сказать. Но как? Какими словами? Как отделить зерно от плевел?..

— Вскоре после известной вам трагедии Майя Львовна вернулась к своему мужу Иосифу Самуиловичу в его новый особняк на улице Листопада. Я временно замещал больного начальника лаборатории, и у меня как должностного лица возникли претензии к Иосифу Самуиловичу. Этими претензиями вынуждены были заинтересоваться следственные органы...

— Ваши внешние наблюдения? — Робочук почувствовал, что Савич откровенен не до конца, говорит не все. — Что вы вынесли из внутреннего настроения Майи Львовны?

Григорий нахмурился.

— Михаил Викторович, вы можете уверенно предсказать, что учинит на следующий день женщина, которая накануне страстно отдавалась вам?

— Слушайте, не заводите меня на философские перепутья, — рассердился Робочук. — Если вам трудно или сложно ответить — так и скажите. Если можете что-нибудь прояснить, буду благодарен за помощь.

— У меня сложилось твердое убеждение, что Майю Львовну принудил обратиться к иностранным журналистам ее муж Иосиф Самуилович, — произнес задумчиво Григорий.

— Майя Львовна! Как следует понимать слова Савича? — поставил вопрос ребром Робочук. — Только без уверток! Да или нет?

— Если я отвечу утвердительно, будет плохо Иосифу Самуиловичу, его ревнует ко мне Савич. Если я возражу, тогда выставлю вруном Григория Васильевича.

— Черт бы вас побрал! — не сдержался Робочук. — Говорите ясней. Кто толкнул вас на этот шаг?

— Толкнули вы! Ваши медицинские чиновники! Ваш страх потерять тепленькое местечко! За незначительную этическую ошибку сделали меня чуть ли не преступницей. Апеллировать к вам — все равно что плевать против ветра. Не лучше ли, чтобы твою точку зрения и твое положение оценили со стороны, с другой стороны?

— Майя Львовна научилась. Умеет и знает, к кому апеллировать, — буркнул Григорий.

Майя будто не услышала его слов.

— Вы... Чего вы от меня добиваетесь? Хотите засадить за решетку? Хотите, чтобы я сама на себя написала поклеп? Не дождетесь! Хотите, чтобы я танцевала под вашу дудку и повторяла то, что вы скажете? Я не попугай.

— Посмотрите, Майя Львовна, — Робочук выдвинул ящик стола, достал пачку разноцветных конвертов. — Это отклики на ваши поклепы. — Он встал, оттолкнул стул. — Вот вам ручка, вот бумага. На каждом конверте есть адрес. Садитесь и отвечайте.

— Что, и все пишут против меня? — Майя взяла верхний конверт. Подержала и положила. — Не надо быть мудрецом, чтобы догадаться... Организаторы у нас есть... Посадили