Книга Спасти Феникса - Маргарет Оуэн

Фу захотелось взять его за руку больше, чем обычно. Ей захотелось быть рядом с ним, встать между ним и королем, если они когда-нибудь снова увидят это чудовище. Захотелось сжечь уродливый дворец Суримира и преподать ему урок того, почему не стоит обращаться с людьми, как с игрушками.

Вместо этого она сидела на лавке и разглядывала огонь.

– Так, значит, вот как ты обманул Стервятников. Они попытались тебя сжечь.

Он кивнул.

– Остальные Соколы видели во мне просто незаконнорожденного и целителя, близкого Жасу по возрасту, идеально подходящего для роли телохранителя. Суримир знал, что я… его. И отлично гожусь на роль двойника.

– Что еще я упустила?

Он вздохнул. Задумался.

– Я развел огонь в пещере. Тот человек в Гербаньяре… отчасти это была кровь, отчасти огонь. Костер в лесу, тогда, с Олеандрами.

– Ты его загасил.

Неудивительно, что зубы Феникса не смогли затушить огонь трупожара на подступах к Триковою. Фениксы умели начинать огонь. Их незаконным сыновьям приходилось учиться его останавливать.

Промозглый ветер обдул башню, взметнув с жаровни искры. Они сверкнули оранжевыми светлячками на фоне темнеющего неба и исчезли. Фу не могла больше морить свой вопрос голодом.

– Ты злишься на меня?

Тавин непонятно на нее посмотрел.

– На тебя?

– Ты скрывал это почти всю свою жизнь. А я взяла и, не спросясь, объявила во всеуслышание.

Он отнял руку от огня и, насупившись, повернулся к ней.

– Ты спасла меня от медленной, мучительной смерти, Фу. Двенадцать печей, у тебя это легко получилось. Злость – это противоположное чувство тому, которое испытываю я. Вообще-то мне повезло, что ты добровольно делишь со мной крепость. – Фу, сбитая с толку, подняла голову. Он почесал затылок. – Все, что… что произошло с нами… произошло, пока я держал это в тайне от тебя. Что неправильно. Ты имеешь полное право меня ненавидеть.

– За что?

– Я выдавал себя за другого, – сказал Тавин. Слова вылетали слишком быстрые и тяжелые, чтобы можно было их поймать. – Я знаю, что король причинил тебе и твоим, чему он позволил произойти. Я знаю, что такое мой отец.

– А я знаю, кто ты.

Фу встретилась с его взглядом, твердым и неподвижным. Ощущение было, как в ту ночь, когда они встретились, когда она смотрела на его сталь. На этот раз он целился острием в собственное горло.

– И это ничего для тебя не меняет? – Он замер. – Вообще ничего?

Фу задумалась. Огонь в жаровне потрескивал, отбрасывая на них розовые отсветы, тогда как небо делалось темно-синим.

Наконец она сказала:

– Если бы я знала, что переспала с полупринцем, я бы громче об этом хвасталась.

Тавин недоверчиво смотрел на нее. Потом его плечи затряслись. Он запрокинул голову и огласил ночь хохотом. Фу улыбалась ему с лавки, чувствуя, как напряжение покидает ее позвоночник, будто выдергиваешь выбившуюся из ткани нитку.

Они оба боялись. И оба ошибались. Вероятно, это означало, что они оба были дураками, по крайней мере в этом.

Тавин сократил дистанцию, встал перед ней на колени, привлек к себе, все еще содрогаясь от смеха и облегчения.

– Я скучал по тебе, – шепнул он ей в волосы. – О, боги, Фу, я знаю тебя полторы луны, но готов поклясться, что даже не подозревал, как могу скучать!

Пустота его голоса заполнилась.

Фу попыталась ответить, но ей мешал комок в горле. Предательски хлюпнул нос, и только потом ее выдали слезы. Тавин только сильнее прижал ее, а она зарылась лицом в его плечо. Сказался груз последних двух недель – каждая лига, которую она преодолела, думая, что та уводит ее от него, каждый час, который она провела, сторожа в ночи и не зная, жив ли он, всякий раз, когда она ожидала услышать его смех и глупости, чтобы только вспомнить, куда они делись.

Она не стала ждать, когда кончатся слезы, и поцеловала его. Соль обожгла ей язык, но растаяла, когда он поцеловал ее в ответ, поначалу осторожно, а потом увлекая в головокружительную карусель лихорадочного веселья, которое сумело каким-то образом снова найти их обоих. Она успела забыть, как ей нравилось, когда они соприкасаются подбородками, ощущение его спины, живой под ее пальцами, резкое, короткое дыхание, когда она прижимается ртом к его щеке. Она забыла, как он умеет ее воспламенять, будто по венам бежит трупожар, всего лишь прикосновением кончиков пальцев к бедрам.

Оторваться было труднее, чем она могла предположить. Всякий раз, когда она переводила дух, он снова перехватывал его, а хуже всего было то, что она не хотела, чтобы он останавливался. Кое-как она улучила момент и выпалила:

– Моя комната.

Почувствовала приторную ухмылку Тавина.

– Как тебе собственная опочивальня?

– Она мне понравится еще больше, – ответила Фу, – если ты мне поможешь ее найти.

Он снова рассмеялся, встал и подхватил ее на руки.

– Есть, вождь.

* * *

Фу проснулась среди мягких предрассветных полутеней, по-прежнему прижимаясь к Тавину, по-прежнему удивляясь тому, что он рядом.

К моменту появления на стенах утренних лучей она позволила себе развязать самый болезненный узелок в голове и сердце, усугубленный мальчишкой у нее за спиной.

Он шелохнулся, пробубнил во сне ее имя, и это освободило ее окончательно. Она соскользнула с кровати, накинула мантию поверх украденной у него рубахи и прошмыгнула в коридор. Сторожившие Соколы только кивнули, когда она проходила мимо.

На сей раз она уловила знакомый чародейский гимн раньше и последовала за ним на стену, которую, похоже, Драга предпочитала остальным. Генералмейстер стояла, завернувшись в толстый мех снежного льва, и смотрела на запад.

– Тавин напевал его на дежурстве, – сказала Фу. Драга глянула на нее и снова отвернулась к горизонту. – Именно так я поняла, что вы его мама.

Драга тихо рассмеялась.

– Он прав. Мимо тебя точно ничего не пронесешь. Вот.

Она вынула из-за пояса кинжал и протянула Фу рукояткой вперед. При лунном свете на лезвии стали видны волнистые полосы.

– Это тигровая сталь, – сказала Драга. – Он прочнее любого известного нам металла. Этот клинок пережил мою мать и ее мать, как переживет и меня. Чтобы такой создать, нужен настоящий мастер.

– Да. – Фу вернула кинжал. – Я однажды видела его в соколином зубе. Поспеши, и он сломается. – Она снова прислонилась к стене. – Но оставь лезвие надолго без дела, и оно заржавеет.

– Я думала, она будет, как тигровая сталь, – сказала Драга. – Клятва. Потому что ты права: никто в Саборе не должен жить, как живут Вороны. И если мы выкуем что-нибудь получше, народ станет только сильнее. Но если мы поспешим… – Она вздохнула. – Дело в том, что мы уже ломаемся. То, как мы обращаемся с Воронами, – причина неприятностей. Королева этим пользуется, чтобы захапать трон. А ты, девочка-подросток, воспользовалась этим, чтобы одурачить генералмейстера королевских армий.