Книга Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья - Виктор Григорьевич Смирнов

Кафа была не только главным невольничьим рынком Крыма, но и центром международного шпионажа. В этом черноморском Вавилоне переплеталось не только множество торговых путей, но и интересы многих государств. Здесь затягивались и распутывались узлы сложных политических интриг, сюда стекалась информация со всего Средиземноморья.

В многоголосом оркестре европейской политики отчетливо звучала и еврейская скрипка. В это время резко ухудшилось положение евреев во многих странах Европы. В Испании и Португалии разворачивалась мрачная эпопея инквизиции. В Германии при въезде в города с иудеев брали «скотскую пошлину». В Литве и Польше католическая церковь настраивала против иудеев короля Казимира. Религиозная рознь усугублялась социальной. Богатство евреев, их ростовщичество и шинкарство питали враждебность к ним местного населения.

Надвигающаяся угроза геноцида сплотила караимскую и раввинистскую общины. Перед ними встала задача организовать переселение огромной массы евреев-изгнанников. Один из путей миграции лежал в Малую Азию, где эдиктом султана Баязида II им предоставлялось турецкое гражданство. Баязиду приписывают ироническую фразу, произнесенную в беседе с одним европейцем по адресу испанского короля Фердинанда, изгонявшего из страны евреев: «Не оттого ли вы почитаете Фердинанда мудрым королем, что он приложил немало стараний, дабы разорить свою страну и обогатить нашу». Другой путь вел на восток — в Литву и Польшу, а дальше лежала, неведомая, но, по слухам, богатая Московия, где отношение к евреям было не хуже, чем к другим нациям.

Еврейская диаспора была кровно заинтересована в поддержании европейского мира. Война, как известно, худший враг торговли. Эту истину давно усвоили богатые купцы-караимы. Кроме того, враждебные отношения государств мешали разнообразным связям многочисленных еврейских общин, разбросанных по литовским, польским, южнорусским и крымским землям.

В этом смысле появление в Крыму плененного русского посольства стало для Хози Кокоса настоящим подарком. Перед кафинским купцом открывалось широкое поле для всевозможных комбинаций. Трудно сказать, насколько доверительными были отношения Курицына и Кокоса и как они повлияли на русскую дипломатию. Важнее то, что интересы русской дипломатии и международной еврейской диаспоры на этом этапе объективно совпадали. И те и другие руководствовались старой пословицей: «худой мир лучше доброй ссоры». Такая политика в принципе была выгодна России, но лишь до того времени, пока она не почувствует себя достаточно сильной для того, чтобы попытаться вернуть себе южнорусские земли.

Глава 5. Снова Схария?

Мудрость — это цветок, из которого пчела делает мед, а паук — яд, каждый согласно своей природе.

Парацельс

Хозя Кокос был не единственным собеседником Федора Курицына во время его затянувшегося плена. Думный дьяк познакомился в Крыму с еще одной яркой личностью. В архивах Крымского приказа сохранилась переписка между Иваном III и неким таманским князем Захарией Скарой, которого московский государь называет «евреянином», а дьяки, вносившие грамоты в посольские книги, именуют «жидовином». В 1483 году Захария обратился к великому князю с просьбой разрешить ему переселиться в Москву. Прошение он передал через купца Гаврилу Петрова, побывавшего в Крыму. Это письмо не сохранилось, зато сохранился ответ Ивана III: «Божией милостью, великий господарь русския земли, великий князь всея Руси Иван Васильевич …Захарие Евреянину. Писал к нам еси с нашим гостем с Гавриилом Петровым о том, что ты у нас быти. И ты бы к нам поехал. А будешь у нас, наше жалование к себе увидишь. А похочешь нам служити, и мы тебе жаловати хотим, не похочешь у нас быти, а всхочешь от нас в свою землю поехати, и мы тебя отпустим добровольно, не издержав».

Письмо это до Захарии не дошло, о чем государевы дьяки сделали следующую запись: «Сякова грамота послана была в Кафу, к Захарье к Скаре, к Жидовину, с золотой печатью, с Лукою подьячим, с князем Василием вместе; а Скарьи тогда в Кафе не было, был в ту пору за морем, и Лука ту грамоту назад привез». Вполне очевидно, что великий князь считал таманского князя Захарию Скару евреем, и тем не менее он настойчиво звал его к себе. Это свидетельствует о том, что в то время в Москве не было предубеждения против евреев. Магометан и иудеев русские боялись меньше, чем христиан-католиков, угрожавших православной вере.

В 1486 году Захария снова обратился с той же просьбой к великому князю, но уже через купца Сеньку Хозникова, и опять получил любезное приглашение приехать. Через год Захария Скара обратился с третьим письмом к Ивану III. Письмо подписано именем Захарии Гуил-Гурсиса, жившего в городке Копарио, близ Тамани. Захария пишет о своих злоключениях, которые он перенес при попытке перебраться в Москву: «Шел есмь найти господарства твоего, и на пути меня воевода Степан (молдавский воевода Стефан Великий. — В.С.) ограбил да мучил мя, только что не до конца, также мя отпустил нагого, и того ради есмь не мог идти к господарству твоему». Потом Захария спрашивает, приехать ли ему одному «с некими малыми людьми или со всем своим домом».

Иван III в третий раз присылает приглашение Захарии и одновременно лично пишет русскому послу боярину Дмитрию Шеину, дабы он отрядил из своей свиты татарина, «которого пригоже, чтобы того Захарию привести ко мне». Одновременно великий князь просит крымского хана Менгли-Гирея послать в Черкасию к Захарии двух татар, которые «знают дорогу полем из Черкас в Москву».

Однако и на этот раз переезд Захарии не состоялся, хотя великий князь особой грамотой предупредил его, что проводники будут ждать его в условленном месте. Татары действительно ждали Скару в условленном месте, но тот не явился, а прислал уведомление, что у них большая смута, и он не может подняться, так как «семья его велика».

В последний раз имя таманского князя упоминается в переписке Ивана III в 1500 году. Здесь его уже называют Фрязином (Фрязин — прозвище выходцев из Италии или Франции. — В.С.), ныне служащим у крымского хана Менгли-Гирея. Государь всея Руси уже в который раз настойчиво приглашает его на службу, но Захария, очевидно, к этому времени уже окончательно передумал перебираться в Москву.

Сюжет этот давно волнует исследователей ереси «жидовствующих». Многие из них полагают, что Захария Скара Гуил-Гурсис, которого русские источники именуют то евреянином, то фрязином, то черкасином, и ересиарх Схария, приехавший в 1470 году в Новгород вместе с князем Михаилом Олельковичем, — это одно и то же лицо. Самым веским доказательством данной версии служит свидетельство инока Саввы, насельника Троицкого Сенновского монастыря, принадлежавшего к новгородской епархии.

В 1488 году Савва написал «Послание на жидов и на еретики», адресованное боярину Дмитрию Васильевичу Шеину, который в 1487–1488 годах ходил послом великого московского князя к крымскому хану Менгли-Гирею. Судя по тексту Послания, Шеин встречался в Крыму с ученым евреем Захарией Скарой и явно попал под его обаяние. Встревоженный Савва, уже знавший к тому времени об открытой в Новгороде ереси «жидовствующих», адресовал Шеину следующее предостережение: «И ты, господине Дмитрий, коли был послом и говорил с жидовином Захарией-Скарой и я, господине, молюся тебе: что если слышал ты от него словеса добры или худы, то, пожалуй, отложи их от сердца своего… Аще человек будет украшен всеми добродетелями и примесит к ним мало нечто жидовского семени, то все его житие непотребно перед Господом и человеки, и Бог не стерпит ему и обличит его, яко же и новгородских попову учение жидовское приимших».