Книга Рыжеволосая чаровница - Шэрон Кендрик

– Я подам ланч через час, – сказал он. – Но могу раньше, если вы проголодались.

– Думаю, мы подождем. – Ренцо повернулся к Дарси. – Может, пройдемся, пока чемоданы распаковывают?

Дарси кивнула. Как странно, что Ренцо представил ее прислуге как свою подругу. И ей это понравилось, но не стоит забываться.

Они прогулялись по поместью, показавшемуся ей безграничным, хотя она увидела лишь небольшую часть. Валломброза никого не могла оставить равнодушным, и Дарси упивалась красотами. Пчелы летали над фиолетовыми стрелками лаванды наперегонки с яркими бабочками, ящерки грелись на горячих серых камнях, высокие стены вокруг старинного дома были увиты ветками нежных розочек, за каменными арками поднимались сине-зеленые горы. Дарси спрашивала себя, каково это жить в детстве окруженным такой красотой, а не в убогом приюте на севере Англии, единственном месте, которое она могла назвать своим домом.

– Нравится? – спросил Ренцо.

– Как это может мне не нравиться? Такая красота.

– Ты сама красота, – мягко произнес он, глядя на нее.

Дарси помнила, как он рявкнул на нее в машине, и хотела отстраниться, когда он положил ей руку на бедро и легонько погладил. Но сопротивление невозможно, и Дарси уже сгорала от желания еще до того, как они дошли до спальни. Ставни там были закрыты, и царил полумрак. Дарси успела разглядеть лишь деревянные балки на потолке, потому что Ренцо обнял ее, запустил пальцы в рыжие кудри и с жадностью впился в губы.

– Ренцо…

– Что?

– Ты знаешь… что.

– Знаю… кажется. – Он улыбнулся. – Ты хочешь этого?

Он расстегнул молнию на платье, потянул за подол, и оно упало к ногам.

– Да, – прошептала она. – Это то, чего я хочу.

– А ты знаешь, – спросил он, занявшись ее бюстгальтером, который упал рядом с платьем, – как я мечтал о тебе? Вот об этом?

Она кивнула:

– Я тоже мечтала.

Новая обстановка смущала ее.

Но недолго. Сердце застучало часто-часто, по телу заструился жар, и, уже обнаженная, она дрожащими пальцами потянула ремень у него на брюках.

Свет, приглушенный закрытыми ставнями, падал на их горящие нетерпением тела. Ренцо подтолкнул ее к кровати, уложил и опустился сверху. Дарси вцепилась в гладкие мышцы на широких плечах, позволяя ему ласкать большим пальцем самые чувствительные места у нее между бедер. Она мгновенно возбудилась. Он засмеялся и не спеша погрузился в ее влажное, теплое лоно.

– Чувствуешь, как это хорошо? – спросил он, начиная ритмично двигаться.

– Я… я… – Это все, что вырвалось у нее из горла.

– Дарси… ты… только ты, – с закрытыми глазами стонал он.

Он произнес это, словно молитву. И Дарси его поняла, потому что ее девственность ставила ее на особый пьедестал, отличный от прежних его любовниц. Ренцо сам ей это сказал. Он сказал ей, что она по-настоящему непорочна, и еще был поражен тем, что встретил женщину, у которой в двадцать четыре года не было любовника. И еще тем, что, когда он спросил, хотела ли она когда-нибудь иметь детей, она решительно сказала «нет». И поверил ей. Поверил настолько, что как-то в редкую минуту откровенности признался, что тоже не хочет детей. Вскоре, как бы между прочим, он предложил ей принимать противозачаточные таблетки, и Дарси охотно согласилась. Она хорошо помнила свои восхитительные ощущения, когда они отказались от презервативов, этой чертовой резины, по определению Ренцо. Дарси стала чувствовать все большую с ним близость. А это опасно. Она убеждала себя, что ее чувства – исключительно физические, секс есть секс.

Но сейчас, в полумраке спальни своего тосканского дома, Ренцо заполнил собой ее лоно, губы пульсировали от его поцелуев, и она не в силах сдерживать восторженные стоны. Он вдруг замер. Неужели ее тихое постанывание остановило его? Но он всего лишь ловко перевернул ее, и она оказалась на нем. Черные глаза прожигали насквозь.

– Теперь твоя очередь, cara.

Она кивнула и сжала ему бедра ногами. Она видела Ренцо под собой и это давало ей ощущение власти. Глаза у него полуприкрыты, губы раздвинуты, а она раскачивалась вперед-назад, слыша его стон. Тогда она наклонилась и поцеловала его в рот, чтобы никто их не услышал, хотя в этом древнем доме такие толстые стены, что никакие эротические звуки сквозь них не проникают… и не проникали за все те века, что стоит этот дом. Ренцо запустил пальцы ей в волосы, стал тянуть своенравные кудри, и змейки наслаждения начали обвивать ее изнутри и снаружи. Разрядка у нее наступила быстрее, чем у него. Она ловила ртом воздух, а он крепко сжимал ей бедра, что-то быстро произнес по-итальянски, и его тело дернулось под ней. Она наклонила голову, жарко и тяжело дыша ему в шею, приподнялась и скатилась на матрас.

Дарси смотрела вверх на потемневшие от времени балки и резной стеклянный плафон абажура, наверное, такой же древний, как и дом. Кто-то поставил вазочку пахучих роз у окна – такие же розочки увивали стены дома.

Наконец она произнесла:

– Это был радушный прием.

Ренцо нарочно размеренно дышал и не открывал глаз – говорить не хотелось. Не сейчас. В голове роилось столько мыслей… Он пытался разобраться в сложных чувствах, которые одолевали его по дороге сюда.

Он ехал и думал, что скоро в доме будет другой хозяин. Дом, в котором прожило не одно поколение семьи матери и который таил столько обид. Он мог бы избавиться от дома давным-давно, но гордость не позволяла, требовала, чтобы он не продавал его. Он хотел заменить плохие воспоминания хорошими, и это ему во многом удалось. Но нельзя жить в прошлом. Пора забыть об этом месте, распрощаться с последним остатком вчерашнего дня.

Ренцо взглянул на Дарси – она лежала с закрытыми глазами, яркие рыжие локоны рассыпались по белой подушке. Он думал о том, что она уедет в Норфолк, когда они вернутся в Лондон, и пытался представить, каково это – спать с кем-то еще, когда ее больше не будет с ним, но мысль о худышке-брюнетке, лежащей на смятых простынях, его уже не привлекала. Он инстинктивно положил ладонь на голые ноги Дарси.

– Так ты говоришь, это был самый что ни на есть радушный прием? – спросил он.

– Ты же знаешь, что это так, – сонным голосом ответила она. – Но мне надо встать и найти платье. Оно, наверное, помялось.

– Не беспокойся, – улыбнулся он. – Джизелла выстирает его и выгладит.

– Зачем это? – Голос у нее вдруг сделался резким, глаза широко раскрылись. – Я могу сама выстирать, и прополоскать платье в раковине, и повесить. На жарком солнце оно моментально высохнет.

– А если я скажу, что не хотел бы, чтобы ты это делала? Дарси, почему ты такая чертовски упрямая?

– А разве тебе не нравится мое упрямство?

– Нравится, когда оно к месту.

– Ты хочешь сказать, когда это устраивает тебя?