Книга Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера 1919-1920 - Хадлстон Уильямсон

Однако эти сообщения все более подстегивали мою решимость приступить к работе, и на следующее утро я стал знакомиться с русскими офицерами, с которыми мне предстояло работать. Помимо артиллеристов – Найта, Линтона и Абрахамса, – здесь было уже несколько британских пехотных офицеров, используемых для осуществления общей связи и обучения стрельбе из пушек Викерса и Льюиса, и уже начались занятия в Донском военном училище. К сожалению, работа тормозилась из-за некомплектности снаряжения, поступающего из Новороссийска, – возможно, это были остатки «деникинской свалки», – а также потому, что, как мы слышали, огромные груды материалов гнили на причалах без внимания и ухода и являлись объектом добычи каждого мелкого вора в городе. Кое-что из одежды уже проторило себе дорогу на местный рынок, и британский солдат в поисках сувенира для посылки домой среди деревянных инкрустированных шкатулок, кожаных изделий, картинных рамок, металлических штучек и вышивки вполне мог наткнуться и на некоторые предметы британского военного снаряжения.

Языковой вопрос был сложным. Никто из инструкторов не говорил по-русски, но в городе велись поиски англоговорящих русских офицеров, которых придавали нам в качестве переводчиков, и был еще некий англичанин – Норман Лак, который вместе с женой и семьей обосновался в Новочеркасске после того, как его выкинули из Петрограда во время революции. Свободно говоривший по-русски, Лак имел бизнес с фирмой торговцев чаем, а его жена была гувернанткой в одной из княжеских семей, и они примкнули к потоку беженцев, устремившихся на юг в казачьи края, где им была обещана безопасность. Мне исключительно повезло в том, что он оказался моим помощником.

Однако я держал при себе и Ангуса Кемпбелла в качестве своего личного помощника, и с его знанием русских обычаев и предрассудков он мог подсказать мне, что делать и говорить в нужное время, а также научить почтительному отношению к мелочам этикета, которым русские придают большое значение.

Среди приданных нам или работавших с нами русских офицеров был один, сразу же бросавшийся в глаза своей незаурядностью. Это был граф дю Чайла, который с важным видом, имея при себе приветственные адреса, подписанные некоторыми из самых высокопоставленных генералов Донской армии, посетил меня в первый день моего пребывания в городе. Хотя он не говорил по-английски, мы непринужденно беседовали на французском, и я сделал вывод, что это был некто вроде главного наблюдателя, адъютанта, политического агента – по моему разумению, – возможно, что и шпион, приставленный штабом Донской армии для того, чтобы следить в основном за действиями британских офицеров, и моими в частности.

Заметно полный, с гладким, круглым лицом и коротко остриженной головой, он сочетал в себе напускное дружелюбие с энергией, которая, хоть и не бросалась в глаза, заметно выделяла его из среды его русских собратьев-офицеров. Его настоящая должность формулировалась как «глава политического департамента разведывательной службы Генерального штаба», но, похоже, он пользовался доверием всех местных начальников служб – как гражданских, так и военных, и, поскольку его идеи в отношении системы, которой мы должны придерживаться в своей работе, в то время, казалось, очень близко совпадали с моими, я ему доверял больше, чем следовало, а поэтому посеял семя больших проблем на будущее. Так как он, похоже, был чуть ли не близким другом главнокомандующего генерала Сидорина и генерала-квартирмейстера Хислова, он явно был личностью, без чьей протекции ничего серьезного не добьешься.

Поинтересовавшись, какое время будет удобно мне для нанесения моего первого визита к различным лицам в донской столице, я в сопровождении Кемпбелла начал с командующего артиллерией генерала Горелова. Он произвел на меня впечатление очень приятного человека, но ему совершенно не хватало энергии, и он глубоко интересовался излишними мелочами, но не имел желания обсуждать или предлагать какие-либо решения в плане общей политики.

– Могу ли я ознакомиться с перечнем русских батарей, находящихся под вашим командованием? – спросил я. – Или со схемой, показывающей, какие из них надлежит перевооружить 18-фунтовыми орудиями?

Он только пожал плечами. Для него существовала лишь одна тема.

– Мало того что казакам не хватает орудий, – произнес он, – так еще больше им недостает боеприпасов. Фактически, – продолжал он, – у меня есть всего лишь около двухсот выстрелов в день на всю армию, а поскольку к британским орудиям полным-полно снарядов, то надо их немедленно отправить на фронт.

То, что необученный персонал выведет пушки из строя, для него не имело никакого значения.

– Мои генералы на фронте говорят, что теперь пехоте вообще приходится атаковать без какой-либо артиллерийской поддержки, и пехота идет в атаку с большой неохотой, – заявил он. – Пришлите нам британские пушки с их снарядами, чтобы, по крайней мере, наша пехота могла их видеть и слышать шум снарядов, пролетающих над ее головой.

– А как быть хоть с каким-то систематическим обучением персонала артиллерийских батарей? – настаивал я.

Никакой реакции.

– Из-за острой потребности в артиллеристах на фронте, – заявил Горелов, – они должны проходить свое обучение там.

Наконец, он свел меня с генералом Грековым, который командовал училищами для пехотных, кавалерийских и артиллерийских офицеров. В артиллерийском училище я встретил Найта, Линтона и Абрахамса, по горло занятых работой по разъяснению пяти или шести русским офицерам и примерно десятку солдат устройства механизма орудий и того, как проверять прицелы и определять состояние пружин. Прибыло только восемь 18-фунтовых пушек, и мои надежды на проведение демонстрационной части, как это делается на наших собственных батареях, находящихся на складах в Англии, были немедленно перечеркнуты.

«Эти орудия через неделю отправятся на фронт с повстанческой артиллерийской бригадой, – сказали мне. – Она будет придана корпусу добровольцев-студентов. Это одна из лучших частей Донской армии».

То, что орудиям не хватало прицелов, гаечных ключей и буферных рессор, а также то, что артиллеристы еще не пристреливали их в боевых условиях, похоже, вовсе никого не обескураживало. Однако британским инструкторам помогали русские офицеры-инструкторы – очень быстро собирали механизм, были увлеченными людьми, с которыми легко работать. К сожалению, этот метод обучения бросался в глаза большим количеством пропусков занятий, и любое оправдание, представляемое курсантом в случае отсутствия, считалось достаточно весомым, чтобы избавить его от порицания.

«Я поздно лег спать», «Приехала моя сестра», «Был день рождения кузины». Все считалось уважительным.

К этому времени я начал понимать кое-что из задачи, которая стояла перед нами, и, не желая вмешиваться в и так слишком короткую схему обучения, которую организовал Найт, я оставил ему заниматься этим делом, а сам вернулся в гостиницу, намереваясь договориться на послеобеденное время о еще нескольких встречах. Но опять столкнулся с проблемой.

«После обеда! – Это произносилось с ужасом. – Рабочий день русского штаба не включает интервал между концом дня и обедом».